Неточные совпадения
Сама не зная почему, с самого первого знакомства с Марьей Ивановной невзлюбила ее добрая, незлобивая Дарья Сергевна, почувствовала даже незнакомую дотоле ей неприязнь. Когда же увидала, что давно уже чуждавшаяся ее Дуня внезапно ожила
от встречи с Марьей Ивановной, безотчетная неприязнь
выросла в ней
до ненависти. То не зависть была, не досада, а какое-то темное, непонятное Дарье Сергевне предвиденье чего-то недоброго…
Неточные совпадения
Он родился, учился,
вырос и дожил
до старости в Петербурге, не выезжая далее Лахты и Ораниенбаума с одной, Токсова и Средней Рогатки с другой стороны.
От этого в нем отражались, как солнце в капле, весь петербургский мир, вся петербургская практичность, нравы, тон, природа, служба — эта вторая петербургская природа, и более ничего.
И те и другие подозрительны, недоверчивы: спасаются
от опасностей за системой замкнутости, как за каменной стеной; у обоих одна и та же цивилизация, под влиянием которой оба народа, как два брата в семье,
росли, развивались, созревали и состарелись. Если бы эта цивилизация была заимствована японцами
от китайцев только по соседству, как
от чужого племени, то отчего же манчжуры и другие народы кругом остаются
до сих пор чуждыми этой цивилизации, хотя они еще ближе к Китаю, чем Япония?
Напрасно, однако ж, я глазами искал этих лесов: они
растут по морским берегам, а внутри, начиная
от самого мыса и
до границ колонии, то есть верст на тысячу, почва покрыта мелкими кустами на песчаной почве да искусственно возделанными садами около ферм, а за границами, кроме редких оазисов, и этого нет.
Несмотря на утомление и на недостаток продовольствия, все шли довольно бодро. Удачный маршрут через Сихотэ-Алинь, столь резкий переход
от безжизненной тайги к живому лесу и наконец тропка, на которую мы наткнулись, действовали на всех подбадривающим образом. В сумерки мы дошли
до пустой зверовой фанзы. Около нее был небольшой огород, на котором
росли брюква, салат и лук.
Наконец, дошел черед и
до «Письма». Со второй, третьей страницы меня остановил печально-серьезный тон:
от каждого слова веяло долгим страданием, уже охлажденным, но еще озлобленным. Эдак пишут только люди, долго думавшие, много думавшие и много испытавшие; жизнью, а не теорией доходят
до такого взгляда… читаю далее, — «Письмо»
растет, оно становится мрачным обвинительным актом против России, протестом личности, которая за все вынесенное хочет высказать часть накопившегося на сердце.