Неточные совпадения
А что в прежни
времена с сергачами бывало, того
не перескажешь.
Раскольники этого толка хоть крестят и венчают в церкви, но скорей голову на отсеченье дадут, чем на минутку войдут в православный храм, хотя б и
не во
время богослужения.
Смолокуров до того
времени в скитах никогда
не бывал и совсем
не знал жизни обительской.
Разговаривая так с Макриной, Марко Данилыч стал подумывать,
не отдать ли ему Дуню в скиты обучаться. Тяжело только расстаться с ней на несколько лет… «А впрочем, — подумал он, — и без того ведь я мало ее, голубушку, видаю… Лето в отъезде, по зимам тоже на долгие сроки из дому отлучаюсь… Станет в обители жить, скиты
не за тридевять земель, в свободное
время завсегда могу съездить туда, поживу там недельку-другую, полюбуюсь на мою голубушку да опять в отлучки — опять к ней».
— Да уж лето-то пущай ее погуляет, пущай поживет со мной… Ради ее и на Низ
не поеду — побуду останное
время с Дунюшкой, нагляжусь на нее, голубушку, — сказал Смолокуров.
Дома совсем
не то: в немногих купеческих семействах уездного городка ни одной девушки
не было, чтобы подходила она к Дуне по возрасту, из женщин редкие даже грамоте знали; дворянские дома были для Дуни недоступны — в то
время не только дворяне еще, приказный даже люд, уездные чиновники, смотрели свысока на купцов и никак
не хотели равнять себя даже с теми, у кого оборотов бывало на сотни тысяч.
Когда же минуло Дуне восемнадцать лет, отец подарил ей обручальное колечко, примолвив, чтоб она, когда придет
время, выбирала жениха по мыслям, по своей воле, а он замужеством ее нудить никогда
не станет.
Не ответила Дуня, но крепко прижалась к отцу. В то
время толпа напирала, и прямо перед Дуней стал высокий, чуть
не в косую сажень армянин… Устремил он на нее тупоумный сладострастный взор и от восторга причмокивал даже губами. Дрогнула Дуня — слыхала она, что армяне у Макарья молоденьких девушек крадут. Потому и прижалась к отцу. Протеснился Марко Данилыч в сторону, стал у прилавка, где были разложены екатеринбургские вещи.
— Да ведь я без дела здесь, Марко Данилыч, так попу́сту проживаю. Покамест
не отделен, делов своих у меня нет, и за чужими напоследях что-то неохота и время-то терять.
— А тебе что? — усмехнулся Марко Данилыч. — Закупать
не хочешь ли?..
Не советую — дело по нонешнем
временам бро́совое.
— Так-то оно так, а все-таки промеж дверей пальца
не тычь, — сказал Марко Данилыч. — Нынче, брат,
не прежнее
время… Строгости!..
По
времени хлебные торговцы
не только стали тут рабочих нанимать, но и всю торговлю свою туда перевели.
— Оттого и пошла теперь молодежь глаза протирать родительским денежкам…
Не то, что в наше
время, — заметил Сусалин.
Вслед подбежал за Веденеевым юркий размашистый половой с водкой, с зернистой икрой, с московским калачом, с уральским балыком и с малосольными огурцами. Выкушали по одной. По малом
времени повторили, а потом Седов сладеньким голоском пропищал, что без троицы дом
не строится.
Со
временем приметили, что гривны да пятаки вниз по Волге плывут и назад в середку России
не ворочаются, а в Астрахани стали они чуть
не реже золотых.
Схоронивши мать, Зиновий Алексеич переселился в Вольск. Выстроил там лучший дом в городе, разубрал его, разукрасил, денег
не жалея, лишь бы отделать все в «наилучшем виде», лишь бы каждому кидалось в глаза его убранство, лишь бы всяк, кто мимо дома ни шел, ни ехал, — все бы
время на него любовался и, уехавши, молвил бы сам про себя: «Сумел поставить хоромы Зиновий Алексеич!»
А
время идет да идет, доброй хозяюшке жутко уж становится, чуть
не до слез дело дошло…
Женился Федор Меркулыч. Десятилетний Микитушка на отцовской свадьбе благословенный образ в часовню возил и во все
время обряда глаз с мачехи
не спускал. Сам
не знал, отчего, но с первого взгляда на нее невзлюбила невинная отроческая душа его розовой, пышно сияющей молодостью красавицы, стоявшей перед налоем рядом с седовласым его родителем. Сердце вещун — и добро оно чует, и зло, особливо в молодых годах.
Решили свадьбу сыграть по осени, перед Филипповками; к тому
времени и жених и нареченный его тесть покончат дела, чтобы пировать на свободе да на просторе. А до тех пор был положен уговор: никому про сватовство
не поминать — поменьше бы толков да пересудов было.
Вспомнилось тут Меркулову, как иные
не очень богатые люди от рыбного товара в короткое
время делались миллионщиками.
Сам на себя
не может надивиться — смел и игрив он в последнее
время среди женщин бывал, так и сыпáл перед ними речами любезными, веселил их шутками и затейными разговорами, а теперь же слова промолвить
не может.
Не на дело трать
время, а на взысканья.
— Знаю я их, Марко Данилыч, читывал тоже когда-то, — ответил Доронин. — Хорошо их знаю. Так ты и то
не забудь, тогда было
время, а теперь другое.
— Какое же тут богохульство? — с живостью возразил Зиновий Алексеич. — Год на год, век на век
не подходят. Всякому
времени довлеет злоба его. Тогда надо было кабалу, теперь другое дело. Тогда кабала была делом благословенным, теперь
не то.
—
Времена мимо идут, слово же Господне
не мимо идет, — тяжело вздохнув и нахмурясь, молвил Марко Данилыч.
— Маленько бы погодить вытаскивать-то, ваше степенство, — молвил ловец Самоквасову. — Тем
временем порачить
не желаете ли?
— А ты приходи-ка завтра пораньше ко мне, а
не то я к тебе зайду. С тюленем бы надо покончить.
Время тянуть нечего.
Выпили хорошо, закусили того лучше. Потом расселись в кружок на большом ковре. Сняв с козлов висевший над огнем котелок, ловец поставил его возле. Татьяна Андревна разлила уху по тарелкам. Уха была на вид
не казиста; сварив бель, ловец
не процедил навара, оттого и вышла мутна, зато так вкусна, что даже Марко Данилыч, все
время с усмешкой пренебреженья глядевший на убогую ловлю, причмокнул от удовольствия и молвил...
Не смеялся он теперь, как в то
время, когда Самоквасов впервые рассказывал ему про свадьбу Василья Борисыча. Жалко ему стало Манефы и Таифу жаль; они ведь так пеклись о Дунюшке, так много любят ее.
—
Не делается, матушка,
не делается, — ответил Марко Данилыч и вдруг, чтоб как-нибудь отвязаться от рассказов Таисеи, сказал: — Что ж это я? Хорош хозяин! Сколько
времени толкуем, а нет чтобы чайком попотчевать дорогих гостей… Вот что значит без хозяек-то.
— Славная шубка, славная! — говорила Таифа, выходя в это
время из Дуниной комнаты с Марком Данилычем. — Отродясь такой еще
не видывала. Да и все приданство бесподобное.
Сумрачен, пасмурен вышел и тихо пошел,
не размышляя куда и зачем. Молча и дико смотрит вокруг, и все ему кажется в желтом каком-то тумане. Шумный говор, громкие крики людей, стук и скрип тяжело нагруженных возов, резкий пронзительный стук целых обозов с железом —
не слышны ему. Холод по телу его пробегал, хоть знойный полдень в то
время пало́м пáлил.
И чем дальше шло
время, тем больше разбирал нетерпеж Марка Данилыча, расходилось, наконец, сердце его полымем, да сорвать-то его, как нарочно, нé на ком, никто под глаза
не подвертывался.
Не слыхать, чтобы оплошек каких-нибудь наделал, да ведь это до поры до
времени.
Не успел уйти Веденеев, как Лиза, отворив дверь в свою комнату, наткнулась на сестру. Все
время Наташа простояла у двери и в щелочку все глядела на Веденеева.
— Да где их взять? — отвечал смущенный Меркулов. —
Время глухое теперь, по всему Низовью ни единого паузка
не сыщешь.
Во все
время разговора мужа с Веденеевым Татьяна Андревна словечка
не проронила.
Его все-таки
не было видно. Думая, что сошел он вниз за кипятком для чая, Никита Федорыч стал у перегородки. Рядом стояло человек десять молодых парней, внимательно слушали он россказни пожилого бывалого человека. Одет он был в полушубок и рассказывал про волжские были и отжитые
времена.
Теперича для нашего брата купца
времена подошли хорошие: господа, почитай, все до единого поистратились, кармашки-то у них поизорвались, деньжонкам
не вод, — нам, значит, и можно свой интерес соблюдать.
— Ежели хотите, пожалуй, позавтракаем вместе, теперь же и
время, — сказал Меркулов. — Только наперед уговор: ни вы меня, ни я вас
не угощаем — все расходы пополам. Еще другой уговор: цена на тюлень та, что будет завтра на бирже у Макарья, а теперь про нее и речей
не заводить.
А до тех пор он нарочно
не смотрел на часы, чтоб как-нибудь затянуть
время,
не знать его…
Меркулов
не отвечал. Далеко́ в то
время носились его думы.
В прежние
времена такого нечестия здесь и в духах
не бывало.
Хоть сейчас он в два приема
не одну дюжину чашек чаю опростал, но приня́лся прихлебывать горячий сбитень, чтобы только чем-нибудь
время убить.
Полчаса
не прошло, а они уж весело смеялись, искали, кто виноват, и никак
не могли отыскать. Забыты все тревожные думы, нет больше места подозреньям, исчезли мрачные мысли. В восторге блаженства
не могут наглядеться друг на друга, наговориться друг с другом. И
не заметил Меркулов, как пролетело
время. Половина третьего, пора на биржу ехать с Васильем Петровичем. Нечего делать — пришлось расстаться.
— Полно дурить-то. Ах ты, Никита, Никита!..
Время нашел! — с досадой сказал Веденеев. —
Не шутя говорю тебе: ежели б она согласна была, да если бы ее отдали за меня, кажется, счастливее меня человека на всем белом свете
не было бы… Сделай дружбу, Никита Сокровенный, Богом прошу тебя… Самому сказать — язык
не поворотится… Как бы знал ты, как я тебя дожидался!.. В полной надежде был, что ты устроишь мое счастье.
— О том просить хотел тебя, Ермило Матвеич, — сделай милость, пусти
не на долгое
время, — сказал Петр Степаныч.
— Хоша бы насчет племянненки — конечно,
не жила она в обители, погостить лишь на краткое
время приехала, и выкрали ее
не из кельи, а на гулянке, опять же и всю эту самокрутку сам родитель для дурацкой, прости Господи, потехи своей состряпал…
— Ничего полезного
не слыхал я, матушка. Нового нет ничего. Одно только сказывают,
не в дальнем, дескать,
времени безотменно выйдет полное решенье скитам, — сказал Петр Степаныч.
Не мало
время сидел Петр Степаныч у Манефы. Прежде, бывало, в ее келье то Фленушка с Марьюшкой, то из матерей кто-нибудь сидит — теперь никого. Даже Евдокея келейница, поставивши на стол самовар, хоть бы раз потом заглянула. Никогда так прежде
не важивалось.