— А Господь их знает.
Шел на службу, были и сродники, а теперь кто их знает. Целый год гнали нас до полков, двадцать пять лет верой и правдой Богу и великому государю служил, без малого три года отставка не выходила, теперь вот четвертый месяц по матушке России шагаю, а как дойду до родимой сторонушки, будет ровно тридцать годов, как я ушел из нее… Где, чать, найти сродников? Старые, поди, подобрались, примерли, которые новые народились — те не знают меня.
Неточные совпадения
— Зачем певицу? Брать так уж пяток либо полдюжину. Надо, чтоб и пение, и
служба вся были как следует, по чину, по уставу, — сказал Смолокуров. — Дунюшки ради хоть целый скит приволоку́, денег не пожалею… Хорошо бы старца какого ни
на есть, да где его сыщешь? Шатаются, шут их возьми, волочатся из деревни в деревню — шатуны, так шатуны и есть… Нечего делать, и со старочкой, Бог даст, попразднуем… Только вот беда, знакомства-то у меня большого нет
на Керженце. Послать-то не знаю к кому.
Потому, исполняя желание Марка Данилыча, хоть и в ущерб благолепию
службы в своей часовне,
послала она пять наилучших певиц правого крылоса, а с ними уставщицу Макрину, умную, вкрадчивую, ловкую
на обхожденье с богатыми благодетелями и мастерски умевшую обделывать всякие дела
на пользу обители.
Кончилась
служба. Чинно, стройно, с горящими свечами в руках старицы и белицы в келарню попарно
идут. Сзади всех перед самой Манефой новая мать. Высока и стройна, видно, что молодая. «Это не Софья», — подумал Петр Степаныч. Пытается рассмотреть, но креповая наметка плотно закрывает лицо. Мать Виринея с приспешницами
на келарном крыльце встречает новую сестру, а белицы поют громогласно...
Годы
шли один за другим; Иванушке двадцать минуло. В семье семеро ревизских душ — рекрут скоро потребуется, а по времени еще не один, первая ставка Иванушке. Задолго еще до срока Герасим положил не довести своего любимца до солдатской лямки, выправить за него рекрутскую квитанцию, либо охотника приискать, чтоб
шел за него
на службу.
— Значит, по времени
на царскую
службу надо будет
идти либо Максиму, либо Саввушке.
Встретится ему знакомый на улице. «Куда?» — спросит. «Да вот
иду на службу, или в магазин, или проведать кого-нибудь». — «Пойдем лучше со мной, — скажет тот, — на почту, или зайдем к портному, или прогуляемся», — и он идет с ним, заходит и к портному, и на почту, и прогуливается в противуположную сторону от той, куда шел.
Когда мне мать подавала утром, перед тем как мне
идти на службу, простылый кофей, я сердился и грубил ей, а между тем я был тот самый человек, который прожил весь месяц только на хлебе и на воде.
Неточные совпадения
— Благородный молодой человек! — сказал он, с слезами
на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный дом!
Слава Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до поры до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в военной
службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
Выражается сильно российский народ! и если наградит кого словцом, то
пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и
на службу, и в отставку, и в Петербург, и
на край света.
Чиновный люд, // Покинув свой ночной приют, //
На службу шел.
— Как я могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам знаешь, не моя воля: велят
идти против тебя —
пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения от своих.
На что это будет похоже, если я от
службы откажусь, когда
служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня — спасибо; казнишь — бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
Савельич встретил нас
на крыльце. Он ахнул, увидя несомненные признаки моего усердия к
службе. «Что это, сударь, с тобою сделалось? — сказал он жалким голосом, — где ты это нагрузился? Ахти господи! отроду такого греха не бывало!» — «Молчи, хрыч! — отвечал я ему, запинаясь, — ты, верно, пьян,
пошел спать… и уложи меня».