— Думать надо, его обворовывают. Все тащат: и приказчики, и караванные, и ватажные. Нельзя широких дел вести без того, чтобы этого не было, — молвил луповицкий хозяин, Андрей Александрыч. — И
в маленьких делах это водится, а в больших и подавно. Чужим добром поживиться нынче в грех не ставится, не поверю я, чтобы к Смолокурову в карман не залезали. Таковы уж времена. До легкой наживы все больно охочи стали.
Неточные совпадения
— Смирится он!.. Как же! Растопырь карман-от! — с усмешкой ответил Василий Фадеев. — Не на таковского, брат, напали… Наш хозяин и
в малом потакать не любит, а тут шутка ль, что вы наделали?.. Бунт!.. Рукава засучивать на него начали, обстали со всех сторон. Ведь мало бы еще, так вы бы его
в потасовку… Нечего тут и думать пустого — не смирится он с вами… Так доймет, что до гроба жизни будете нонешний
день поминать…
В обоих домах порядок держала и во всех
делах, по хозяйству ли, насчет
маленьких внучат, слово ее было законом.
— Врать, что ли, я стану тебе?.. Вчера начались продажи
малыми партиями. Седов продал тысячи полторы, Сусалин тысячу. Брали по два по шести гривен, сроки двенадцать месяцев, уплата на предбудущей Макарьевской… За наличные — гривна скидки. Только мало наличных-то предвидится… Разве Орошин вздумает скупать. Только ежели с ним захочешь
дело вести, так гляди
в оба, а ухо держи востро.
— Спасибо, Митенька, — сказал он, крепко сжимая руку приятеля. — Такое спасибо, что и сказать тебе не смогу. Мне ведь чуть не вовсе пропадать приходилось. Больше рубля с гривной не давали,
меньше рубля даже предлагали… Сидя
в Царицыне, не имел никаких известий, как идут
дела у Макарья, не знал… Чуть было не решился. Сказывал тебе Зиновей Алексеич?
—
Дела, матушка,
дела подошли такие, что никак было невозможно по скорости опять к вам приехать, — сказал Петр Степаныч. — Ездил
в Москву, ездил
в Питер, у Макарья без
малого две недели жил… А не остановился я у вас для того, чтобы на вас же лишней беды не накликать. Ну как наедет тот генерал из Питера да найдет меня у вас?.. Пойдут спросы да расспросы, кто, да откуда, да зачем
в женской обители проживаешь… И вам бы из-за меня неприятность вышла… Потому и пристал
в сиротском дому.
— Нет, матушка.
В Казани я с весны не бывал, с весны не видел дома родительского… Да и что смотреть-то на него после дедушки?.. Сами изволите знать, каковы у нас с дядей
дела пошли, — отвечал Петр Степаныч. —
В Петербург да
в Москву ездил, а после того без
малого месяц у Макарья жить довелось.
Чтение книг без разбора и без разумного руководства развило
в нем пытливость ума до болезненности. Еще
в лесу много начитался он об антихристе, о нынешних последних временах и о том, что истинная Христова вера иссякла
в людях и еще во
дни патриарха Никона взята на небо, на земле же сохранилась точию у
малого числа людей, пребывающих
в сокровенности, тех людей, про которых сам Господь сказал
в Евангелии: «Не бойся,
малое стадо».
И с каждым
днем распалялся он необоримым стремленьем искать на земле «
малое стадо» Христово и,
в нем пребывая, достигнуть вечного спасенья…
Первый Спас на дворе — к Макарью пора. Собрался Марко Данилыч без дочери и поселился на Гребновской пристани
в своем караване. Нехорошо попахивало, да Марку Данилычу это нипочем — с
малых лет привык с рыбой возиться.
Дня через два либо через три после его приезда пришел на Гребновскую огромный рыбный караван. Был он «Зиновья Доронина с зятьями».
— И тех фармазонов по времени начальство изловило, — продолжала Дарья Сергевна. — И разослали их кого
в Сибирь, кого
в монастырь,
в заточенье. Без
малого теперь сто годов тому
делу, и с той поры не слышно было
в Миршéни про фармазонов, а теперь опять объявились — а вывезла тех фармазонов из Симбирской губернии Марья Ивановна и поселила на том самом месте, где
в старину бывали тайные фармазонские сборища…
— Изволь, государь-батюшка, скушать все до капельки, не моги, свет-родитель, оставлять
в горшке ни
малого зернышка. Кушай, докушивай, а ежель не докушаешь, так бабка-повитуха с руками да с ногтями. Не доешь — глаза выдеру. Не захочешь докушать, моего приказа послушать — рукам волю дам. Старый отецкий устав не смей нарушать — исстари так дедами-прадедами уложено и нáвеки ими установлено. Кушай же, свет-родитель, докушивай, чтоб
дно было наголо, а
в горшке не осталось крошек и мышонку поскресть.
Без
малого целу неделю провела она
в дороге, наконец под вечер мрачного, дождливого
дня ямщик указал ей кнутовищем на каменный помещичий дом, на сады с вековыми деревьями, на большую церковь и сотни на полторы
маленьких, невзрачных, свежей соломой покрытых домишек.
С домом оставалось только развязаться, тогда бы и
дело с концом, но продать большой дом
в маленьком городке — не лапоть сплести.
А главное
дело в том, что по всему городку ни у кого не было столько денег, чтоб купить смолокуровский дом, красу городка, застроенного ветхими деревянными домишками, ставленными без
малого сто лет тому назад по воле Екатерины, обратившей ничтожное селенье
в уездный город.
Неточные совпадения
А
день сегодня праздничный, // Куда пропал народ?..» // Идут селом — на улице // Одни ребята
малые, //
В домах — старухи старые, // А то и вовсе заперты // Калитки на замок.
На радости целуются, // Друг дружке обещаются // Вперед не драться зря, // А с толком
дело спорное // По разуму, по-божески, // На чести повести — //
В домишки не ворочаться, // Не видеться ни с женами, // Ни с
малыми ребятами, // Ни с стариками старыми, // Покуда
делу спорному // Решенья не найдут, // Покуда не доведают // Как ни на есть доподлинно: // Кому живется счастливо, // Вольготно на Руси?
Тут тоже
в тазы звонили и дары дарили, но время пошло поживее, потому что допрашивали пастуха, и
в него, грешным
делом, из
малой пушечки стреляли. Вечером опять зажгли плошку и начадили так, что у всех разболелись головы.
Целый
день преследовали
маленькие негодяи злосчастную вдову, называя ее Бонапартовной, антихристовой наложницей и проч., покуда наконец она не пришла
в исступление и не начала прорицать.
На шестой
день были назначены губернские выборы. Залы большие и
малые были полны дворян
в разных мундирах. Многие приехали только к этому
дню. Давно не видавшиеся знакомые, кто из Крыма, кто из Петербурга, кто из-за границы, встречались
в залах. У губернского стола, под портретом Государя, шли прения.