Неточные совпадения
То пуще всего крушило князя Федора, то всего
больше его
печалило, что некому было приказать свою душу, некому по смерти его быть помянником…
Устроивши главные дела покойного Марка Данилыча, Чапурин, несмотря на просьбы новой своей дочки, собрался в путь-дорогу в свои родные леса. Аграфена Петровна с ним же поехала. Страшно показалось Дуне предстоявшее одиночество, особенно
печалила ее разлука с Груней. К ней теперь привязалась она еще
больше, чем прежде, до размолвки.
На вопрос, «о чем бабушка с Верой молчат и отчего первая ее ни разу не побранила, что значило — не любит», Татьяна Марковна взяла ее за обе щеки и задумчиво, со вздохом, поцеловала в лоб. Это только
больше опечалило Марфеньку.
Поблагодарил я старика — да без дальнейших рассуждений велел заложить тарантас и отправился в Белев. Потому я так соображал: хотя, положим, от моего ночного посетителя мне
большой печали нет, однако все-таки оно жутко, да и, наконец, не совсем прилично дворянину и офицеру — как вы полагаете?
Неточные совпадения
Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть,
больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к
печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать.
Сверх того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастия, и это эгоистическое чувство
больше других заглушало во мне истинную
печаль.
В голову никому не могло прийти, глядя на
печаль бабушки, чтобы она преувеличивала ее, и выражения этой
печали были сильны и трогательны; но не знаю почему, я
больше сочувствовал Наталье Савишне и до сих пор убежден, что никто так искренно и чисто не любил и не сожалел о maman, как это простодушное и любящее созданье.
Чтоб этому помочь убытку и
печали, // Построить вздумал Лев
большой курятный двор, // И так его ухитить и уладить, // Чтобы воров совсем отвадить, // А курам было б в нём довольство и простор.
С полгода по смерти Обломова жила она с Анисьей и Захаром в дому, убиваясь горем. Она проторила тропинку к могиле мужа и выплакала все глаза, почти ничего не ела, не пила, питалась только чаем и часто по ночам не смыкала глаз и истомилась совсем. Она никогда никому не жаловалась и, кажется, чем более отодвигалась от минуты разлуки, тем
больше уходила в себя, в свою
печаль, и замыкалась от всех, даже от Анисьи. Никто не знал, каково у ней на душе.