Тогда князь Голицын, во исполнение воли императрицы, обещал пленнице от своего лица исходатайствовать свободу и дозволение
отправиться к князю Лимбургу в Оберштейн, но только в таком случае, если она откроет ему свое происхождение.
Неточные совпадения
Бернарди, выслушав
князя Лимбурга, дал ему слово, при содействии Виельгорского, убедить Огинского
к немедленному отъезду в Венецию, куда уже
отправился князь Радзивил со множеством поляков, приверженцев Барской конфедерации.
Чтобы не иметь остановки в Аугсбурге, где Горнштейн должен был достать ей денег, она еще из Вирцбурга послала передового курьера
к трирскому министру, прося его поторопиться приисканием денег и уведомляя, что едет в Венецию, а вслед за нею
отправится туда и
князь Лимбург.
На другой день
князь Голицын сам
отправился к ней. Он увещевал пленницу рассказать всю правду, подавал ей надежду на помилование, если она раскроет все без утайки и искренно раскается в преступных против императрицы замыслах. Она не отказалась ни от одного из данных прежде показаний и ни одного слова
к ним не прибавила. Больше всего допытывался у ней фельдмаршал, от кого получила она копии с духовных завещаний Петра I, Екатерины I и Елизаветы Петровны.
Прочтя письмо,
князь Голицын
отправился к пленнице, чтобы разъяснить два обстоятельства, о которых она упомянула.
— Умоляю вас, — сказал он, обращаясь
к фельдмаршалу, — простите мне, что я отрекся от первого моего показания и не хотел стать на очную ставку с этою женщиной. Мне жаль ее, бедную. Наконец, я откроюсь вам совершенно: я любил ее и до сих пор люблю без памяти. Я не имел сил покинуть ее, любовь приковала меня
к ней, и вот — довела до заключения. Не деньги, которые она должна была мне, но страстная, пламенная любовь
к ней заставила меня покинуть
князя Радзивила и
отправиться с ней в Италию.
Но расчеты пленницы не увенчались успехом. Голицын не обратил особого внимания на новое ее показание. Ему оставалось одно: исполняя повеление императрицы, обещать Елизавете брак с Доманским и даже возвращение в Оберштейн
к князю Лимбургскому. Приехав нарочно для того в Петропавловскую крепость, он прежде всего
отправился в комнату, занимаемую Доманским, и сказал ему, что брак его с той женщиной, которую знал он под именем графини Пиннеберг, возможен и будет заключен хоть в тот же день, но с условием.
Я объяснил ему мою просьбу; вероятно, толстый господин не очень бы двинулся для меня, но он знал, что князь хотел заманить меня в свою труппу, и, предоставляя себе делать мне отказы и неприятности впоследствии, счел за нужное теперь уступить моей просьбе и сам
отправился к князю для переговоров по такому важному делу.
Неточные совпадения
Муразов поклонился и прямо от
князя отправился к Чичикову. Он нашел Чичикова уже в духе, весьма покойно занимавшегося довольно порядочным обедом, который был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым фразам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусников. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта.
Он сходил и принес ответ странный, что Анна Андреевна и
князь Николай Иванович с нетерпением ожидают меня
к себе; Анна Андреевна, значит, не захотела пожаловать. Я оправил и почистил мой смявшийся за ночь сюртук, умылся, причесался, все это не торопясь, и, понимая, как надобно быть осторожным,
отправился к старику.
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и
отправился с ним на квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел
к моему старику
князю. Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже слышал.
Раз, например, именно в последнее время, он вошел, когда уже я был совсем одет в только что полученный от портного костюм и хотел ехать
к «
князю Сереже», чтоб с тем
отправиться куда следует (куда — объясню потом).
В десять часов я намеревался
отправиться к Стебелькову, и пешком. Матвея я отправил домой, только что тот явился. Пока пил кофей, старался обдуматься. Почему-то я был доволен; вникнув мгновенно в себя, догадался, что доволен, главное, тем, что «буду сегодня в доме
князя Николая Ивановича». Но день этот в жизни моей был роковой и неожиданный и как раз начался сюрпризом.