Неточные совпадения
— Помаленьку справляюся, Бог милостив — к сроку поспеем, — отвечал Патап Максимыч. — Работников принанял; теперь сорок восемь человек, опричь того по деревням роздал
работу: по своим и по
чужим. Авось управимся.
Он ведет счет срубленным деревьям, натесанным брусьям, он же наблюдает, чтобы кто не отстал от других в
работе, не вздумал бы жить
чужим топором, тянуть даровщину…
Меж тем заводской барин, убоясь русской стужи, убрался в
чужие края, на теплые воды, забыв про петровскую свою
работу и про маленького Колышкина. Забыл бы и Русь, да не мог: из недр ее зябкий барин получал свои доходы.
Посетил Господь, обездолили нас люди недобрые — довелось в
чужих людях
работы искать, — продолжал Алексей.
— Со своим уставом в
чужой монастырь, Василий Борисыч, не ходят, — отвечала Манефа. — Со вторника за
работу, девицы.
Паранька плакала, передавала писаревы слова матери и чуть не каждый Божий день приводила ее в слезы разговорами о тяжелой
работе в
чужих людях Алексея да Саввушки.
И Васса так же… И Васса спокойна… А она ли не грешница!
Чужую работу в печке сожгла! А лицо спокойное, ясное! Будто ничего не боится Васса! И глядя на подружек, и сама отходит сердцем Дуня.
Лучше я ничего не буду делать», — так рассуждают люди, лишенные [полных] прав на свой труд, и — [или] вовсе отказываются от труда, где можно, как Маша, [например,] или стараются употреблять как можно меньше усилий и усердия для
чужой работы, как делают помещичьи крестьяне вообще [по всей России].
Неточные совпадения
И везде, среди этой горячей артистической жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал в
чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от
работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку…
— Как не понять: вам с Агриппиной Филипьевной теперь
работа, в
чужом пиру похмелье…
Гимнастика,
работа для упражнения силы, чтения — были личными занятиями Рахметова; по его возвращении в Петербург, они брали у него только четвертую долю его времени, остальное время он занимался
чужими делами или ничьими в особенности делами, постоянно соблюдая то же правило, как в чтении: не тратить времени над второстепенными делами и с второстепенными людьми, заниматься только капитальными, от которых уже и без него изменяются второстепенные дела и руководимые люди.
Это не было ни отчуждение, ни холодность, а внутренняя
работа —
чужая другим, она еще себе была
чужою и больше предчувствовала, нежели знала, что в ней. В ее прекрасных чертах было что-то недоконченное, невысказавшееся, им недоставало одной искры, одного удара резцом, который должен был решить, назначено ли ей истомиться, завянуть на песчаной почве, не зная ни себя, ни жизни, или отразить зарево страсти, обняться ею и жить, — может, страдать, даже наверное страдать, но много жить.
Это возражение как будто свидетельствовало, что резонирующая способность не совсем еще в нем угасла. Но и она, пожалуй, не была результатом самодеятельной внутренней
работы, а слышал он, что другие так говорят, и машинально повторял с
чужих слов.