Неточные совпадения
По краям дома пристроены светелки. Там хозяйские дочери проживали, молодые девушки. В передней половине горница хозяина была, в задней моленная
с иконостасом в три тя́бла. Канонница
с Керженца при той моленной жила, по
родителям «негасимую» читала. Внизу стряпущая, подклет да покои работников да работниц.
Но, веря своей примете, мужики не доверяли бабьим обрядам и, ворча себе под нос, копались средь дворов в навозе, глядя, не осталось ли там огня после того, как
с вечера старухи пуки лучины тут жгли, чтоб на том свете
родителям было теплее.
— Не можем, Патап Максимыч; совсем злые люди нас обездолили; надо будет
с годок в людях поработать, — отвечал Алексей. —
Родители и меньшого брата к ложкарям посылают; знатно режет ложки; всякую, какую хошь, и касатую, и тонкую, и бо́скую, и межеумок, и крестовую режет. К пальме даже приучен — вот как бы хозяин ему такой достался, чтобы пальму точить…
— Да он не сам сватался, — сказал Патап Максимыч. — Мы
с его
родителем ладили дело.
Обычай «крутить свадьбу уходом» исстари за Волгой ведется, а держится больше оттого, что в тамошнем крестьянском быту каждая девка, живучи у
родителей, несет долю нерадостную. Девкой в семье дорожат как даровою работницей и замуж «честью» ее отдают неохотно. Надо, говорят, девке родительскую хлеб-соль отработать; заработаешь — иди куда хочешь. А срок дочерних заработков длинен: до тридцати лет и больше она повинна у отца
с матерью в работницах жить.
Спознается на супрядках либо в хороводе
с молодым парнем, непременно из другой деревни, полюбят они друг дружку и станут раздумывать, отдадут
родители девицу «честью», аль придется свадьбу «уходом» играть.
Затем муж везет молодую жену к своим
родителям, те уж дожидаются — знают, что сын поехал сноху им выкрасть, новую даровую работницу в дом привезти,
с радостью встречают они новобрачных.
Не больно жалел он
родителя, схоронил его, ровно
с поля убрался: живи, значит, теперь на своей воле, припеваючи.
Двумя-тремя годами Груня была постарше дочерей Патапа Максимыча, как раз в подружки им сгодилась. Вырастая вместе
с Настей и Парашей, она сдружилась
с ними. Добрым, кротким нравом, любовью к подругам и привязанностью к богоданным
родителям так полюбилась она Патапу Максимычу и Аксинье Захаровне, что те считали ее третьей своей дочерью.
Пуще всего дорожил он тем, что
с самой кончины
родителя, многие годы бывшего попечителем Городецкой часовни, сам постоянно был выбираем в эту должность.
Когда же наконец стал отец Михаил поминать усопших
родителей Чапурина и перебрал их чуть не до седьмого колена, Патап Максимыч как баба расплакался и решил на обитель три сотни серебром дать и каждый год мукой
с краснораменских мельниц снабжать ее.
Кругом их, ровно малые детки вкруг
родителей, стояли блюдца
с разными пирогами и пряженцами.
По вечерам, как
родитель, бывало,
с домны аль
с вагранки [Домна — большая чугуноплавильная печь.
Так судили-рядили Сережины отец
с матерью, а он бегает себе да бегает в училище, а чему там учится, от
родителей держит в тайне…
Пока Абрамовна раздумывала, сказать аль нет
родителям про то, что подглядела, Масляников, собравшись в путь, попросил Гаврилу Маркелыча переговорить
с ним наедине о каком-то важном деле. Долго говорили они в беседке, и кончился разговор их тем, что Евграф Макарыч весело распростился со всеми, а Гаврила Маркелыч обещался на другой день проводить его до пристани.
Немало гостей съехалось, и все шло обычной чередой: пели девушки свадебные песни, величали жениха
с невестою, величали
родителей, сваха плясала, дружка балагурил, молодежь веселилась, а рядом в особой комнате почетные гости сидели, пуншевали, в трынку [Трынка — карточная игра, в старину была из «подкаретных» (кучера под каретами игрывали), но впоследствии очень полюбилась купечеству, особенно московскому.
— Не в ту силу молвила я, сударыня, что надо совсем безответной быть, а как же отцу-то
с матерью не воздать послушания? И в Писании сказано: «Не живет дней своих, еже прогневляет
родителей».
— Ох, Пантелей Прохорыч! — вздохнул Лохматый. — Всех моих дум не передумать. Мало ль заботы мне. Люди мы разоренные, семья большая, родитель-батюшка совсем хизнул
с тех пор, как Господь нас горем посетил… Поневоле крылья опустишь, поневоле в лице помутишься и сохнуть зачнешь: забота людей не красит, печаль не цветит.
— Сам посуди, Пантелей Прохорыч, каково было мне, как
родитель посылал нас
с братишкой на чужие хлеба, к чужим людям в работники!
— Нешто ты, парень, думаешь, что наш чин не любит овчин? — добродушно улыбаясь, сказал Патап Максимыч. — Полно-ка ты. Сами-то мы каких великих боярских родов? Все одной глины горшки!.. А думалось мне на досуге душевно покалякать
с твоим
родителем… Человек, от кого ни послышишь, рассудливый, живет по правде… Чего еще?.. Разум золота краше, правда солнца светлей!.. Об одеже стать ли тут толковать?
Повалятся архиерею в ноги да в голос и завопят: «Как
родители жили, так и нас благословили — оставьте нас на прежнем положении…» А сами себе на уме: «Не обманешь, дескать, нас — не искусишь лестчими словами, знаем, что в старой вере ничего нет царю противного, на то у Игнатьевых и грамота есть…» И дело
с концом…
— Благодетели, — ответила Манефа. — Дрябины давно нашей обители знаемы, еще ихни
родители с покойницей матушкой Екатериной знакомство водили. Когда нашим старицам в Питере случается бывать, завсегда пристают у Никиты Васильича.
— То-то. Не мели того, что осталось на памяти, — молвил Патап Максимыч. — А
родителю скажи: деньгами он мне ни копейки не должен… Что ни забрано, все тобой заслужено… Бог даст, выпадет случай — сам повидаюсь, то же скажу… На празднике-то гостивши, не сказал ли чего отцу
с матерью?
— Так точно, батюшка, — подтвердил Алексей. — Да вот еще что наказывал Патап Максимыч тебе объявить. Скажи, говорит,
родителю, что деньгами он мне ни копейки не должен. Что, говорит, ни было вперед забрано — все, говорит,
с костей долой.
— А ты молчи, да слушай, что отец говорит. На
родителя больше ты не работник, копейки
с тебя в дом не надо. Свою деньгу наживай, на свой домок копи, Алексеюшка… Таковы твои годы пришли, что пора и закон принять… Прежде было думал я из нашей деревни девку взять за тебя. И на примете, признаться, была, да вижу теперь, что здешние девки не пара тебе… Ищи судьбы на стороне, а мое родительское благословение завсегда
с тобой.
— Есть из чего хлопотать! —
с усмешкой отозвался Алексей. — Да это, по нашему разуменью, самое нестоящее дело… Одно слово — плюнуть. Каждый человек должен родительску веру по гроб жизни сдержать. В чем, значит, родился́, того и держись. Как
родители, значит, жили, так и нас благословили… Потому и надо жить по родительскому благословению. Вера-то ведь не штаны. Штаны износятся, так на новы сменишь, а веру как менять?.. Нельзя!
— Знаем маленько Антипу Гаврилыча, — сказал Алексеев сосед. —
С покойными
родителями хлеб-соль важивали.
Зачастую в русском простонародье бывает, что приемыш зауряд
с родным сыном идет, наследство даже
с ним равное по смерти богоданных
родителей получает.
Дошли слухи до
родителей. Не верил отец, чтоб писарь
с Паранькой венцом порешил, но поверила тому Фекла Абрамовна.
А женихов отец меж тем издержался, к свадьбе готовясь, в долги вошел,
с невестиных
родителей стал у нас в приказе убытки править…
— Дело-то óпасно, — немного подумав, молвил Василий Борисыч. — Батюшка
родитель был у меня тоже человек торговый, дела большие вел. Был расчетлив и бережлив, опытен и сметлив… А подошел черный день, смешались прибыль
с убылью, и пошли беда за бедой. В два года в доме-то стало хоть шаром покати… А мне куда перед ним? Что я супротив его знаю?.. Нет, Патап Максимыч, не
с руки мне торговое дело.
Ездил парень на родном батюшке да на родной матушке…» Озлобилась за что-то Егориха на
родителей своего полюбовника да в лошадей их на три года
с тремя месяцами и оборотила…
Только что помер
родитель, она из мужнина дома в отцовский, да, принявши наследство,
с полюбовником-то в великороссийскую…
— А
родители? Отец
с матерью?
— Получивши деньги, родитель-батюшка сам мне сказал: «В расчете, говорит, мы
с тобой, на
родителей больше ты не работник. Ни единой копейки, говорит, в дом
с тебя больше не надо…»
— Не управиться! — ответил Алексей. — Потому что уж оченно много хлопот… Сами посудите, Сергей Андреич: и пароход отправить, и дом к свадьбе прибрать как следует… Нельзя же-с… Надо опять, чтобы все было в близире, чтобы все, значит, самый первый сорт… А к
родителям что же-с?.. К
родителям во всякое время можно спосылать.
Родители тому не внимали, гостей на свадьбу созывали, сына своего
с той девицей венчали…
Поистине,
родители мои, здесь царство земное — покой и тишина, веселие и радость; а святии отцы,
с ними же аз пребываю, процветоша аки крины сельные и яко финики и яко кипарисы.
Батюшка-родитель воли
с меня не снимает.
А как стала она подрастать, упросила
родителя привозить ей
с ярмарки ситчику, холстиночки, платочков недорогих и всех-то, бывало, бедных сирот обделит.
Видя, как почтительно,
с каким уваженьем ведет себя перед Марком Данилычем Самоквасов, замечая, что и
родитель говорит
с ним ласково и
с такой любовью, что редко
с кем он говаривал так, Дуня почаще стала заглядывать на Петра Степаныча, прислушиваясь к речам его. Слышит — он говорит про наследство.
Родитель отца Родиона звался Свиньиным и
с законной гордостью говаривал, что он старинного дворянского рода, что предки его литовские выходцы, у царей и великих князей на разных службах бывали.
Чин чином благословили новобрачных
родители, потом расцеловались
с ними. Перецеловались молодые и
с Груней, и
с кумом Иваном Григорьичем. Скоро набралось людей полна горница. Радостно все поздравляли молодых
с законным браком, хозяев поздравляли
с зятем любезным.