— Вот это, брат, так жизнеописание! — в восторга воскликнул Глумов. — Выходит, что ты в течение 62 лет «за житие» всего-навсего уплатил серебром миллион
сто семьдесят одну тысячу восемьсот восемьдесят семь рублей тридцать одну копейку. Ни копейки больше, ни копейки меньше — вся жизнь как на ладони! Ну, право, недорого обошлось!
Неточные совпадения
Было ему лет
семьдесят пять, если не более, а проживал он за скитскою пасекой, в углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена, еще в прошлом столетии, для
одного тоже величайшего постника и молчальника, отца Ионы, прожившего до
ста пяти лет и о подвигах которого даже до сих пор ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы.
— Мало дали за них, мало! Я ведь знаю порядки, меня не обманешь, нет! Красавин
одного революционера поймал, —
сто рублей получил здесь, да из Петербурга прислали
сто! Соловьеву — за нелегальную барыню —
семьдесят пять. Видишь? А Маклаков? Положим, он ловит адвокатов, профессоров, писателей, им цена особая.
— А фунт хлеба стоит
семьдесят пять копеек! Значит, четыре фунта хлеба, гривенник на прежние деньги! Да как же ему не совестно! Ведь это Албантовы, первые богачи в деревне, они осенью
одного вина продали на
сто двадцать тысяч. Как же ты его не пристыдил, что так врачу не платят?
—
Сто семьдесят тысяч вами
одними сделано в одиннадцать месяцев. Хотите, мы сейчас Трифоныча позовем? — и она указала на дверь. — И это такие, которые в известность приведены, а разных других, по счетам, да векселей, не вышедших в срок, да карточных… наверно, столько же. Вы что же думаете? Протянете вы так-то больше года?
— Вы знаете, это тут рядом в богадельне две старушки, мать и дочь.
Одной девяносто лет, другой
семьдесят. Дочь начнет мать ругать, та ей: «Ты бы постыдилась, ведь я табе мать», — «Да-а, мать! Вы до
ста лет будете жить, а все будете мать?»