Неточные совпадения
Пущенные Акулиной вести дошли до Осиповки.
В одном из мшенников, что целым
рядом стояли против дома Чапурина, точили посуду три токаря,
в том числе Алексей. Четвертый колесо вертел.
Кто езжал зимней порой по той стороне, тот видал, что там
в каждом дому по скатам тесовых кровель, лицом к северу,
рядами разложены сотни, тысячи белых валенок, а перед домом
стоит множество «суковаток» [Суковатка — семи-восьмигодовалая елка, у которой облуплена кора и окорочены сучья,
в виде рогулек.
Ее городят
в лесных местах, чтобы пасущийся скот не забрел на хлеб.], ни просеки, ни даже деревянного двухсаженного креста, каких много наставлено по заволжским лесам, по обычаю благочестивой старины [За Волгой, на дорогах,
в полях и лесах, особенно на перекрестках,
стоят высокие, сажени
в полторы или две, осьмиконечные кресты, иногда по нескольку
рядом.
Старцы
стояли рядами, все
в соборных мантиях с длинными хвостами, все
в опущенных низко, на самые глаза, камилавках и кафтырях.
Все
стояли рядами недвижно, все были погружены
в богомыслие и молитву, никто слова не молвит, никто на сторону не взглянет: оборони Бог — увидит матушка Манефа, а она зоркая, даром что черный креп покрывает половину лица ее.
Не доходя конного двора, Дементий остановился.
Постоял,
постоял и, повернув
в сторону, спешными шагами пошел к крайней кельенке сиротского
ряда… А жила
в той кельенке молодая бабенка, тетка Семениха… А была та Семениха ни девка, ни вдова, ни мужняя жена — мирской человек, — солдатка.
Рядом с ним, облокотясь на надолбы и навалившись широкой грудью на поручни перил и от нечего делать поплевывая
в воду,
стояло несколько незнакомых ему людей, судя по одеже, торговцев средней руки.
Утром третьего дня сорочин Патап Максимыч опять с гостями беседовал.
В ожиданьи обеда Никитишна
в передней горнице закуску им сготовила: икры зернистой, балыка донского, сельдей переславских и вяленой рознежской [Рознежье — село на левом берегу Волги, повыше Васильсурска. Здесь весной во время водополья ловят много маломерных стерлядей и вялят их.] стерляди поставила. Хрустальные с разноцветными водками графины длинным
рядом стояли на столе за тарелками.
Заводь — узкий полой, отделенный от реки узенькою гривкой, за которою заливная вода
стоит до усышки.] и черными
рядами больших двужилых бревенчатых изб
в многочисленных заволжских деревушках…
На Каменном Вражке
в ските Комарове,
рядом с Манефиной обителью, Бояркиных обитель
стояла. Была мала и скудна, но, не выходя из повелений Манефы, держалась не хуже других. Иногородние благодетели деньги и запасы Манефе присылали, и при каждой раздаче на долю послушной игуменьи Бояркиных, матери Таисéи, больше других доставалось. Такие же милости видали от Манефы еще три-четыре во всем покорные ей обители.
С непокрытыми головами, опершись на посох, там уж
стоят старики. Умильно склонив головы на правые руки,
рядом с ними старушки. Глаз не сводят седые с восточного края небес, набожно ждут того часа, как солнышко
в небе станет играть…
А на ступенях крыльца и
в сенях чинно
рядами стояли Манефины старицы и белицы,
в глубоком молчанье Августе низкие поклоны отдавая.
Все своевольные и гульливые рыцари стройно
стояли в рядах, почтительно опустив головы, не смея поднять глаз, когда кошевой раздавал повеления; раздавал он их тихо, не вскрикивая, не торопясь, но с расстановкою, как старый, глубоко опытный в деле козак, приводивший не в первый раз в исполненье разумно задуманные предприятия.
Быть избранником, служить вечной правде,
стоять в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше сделают человечество достойным царствия божия, то есть избавят людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и страданий, отдать идее все — молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть для общего блага, — какой высокий, какой счастливый удел!
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь
ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Только и было сказано между ними слов; но нехорошие это были слова. На другой же день бригадир прислал к Дмитрию Прокофьеву на
постой двух инвалидов, наказав им при этом действовать «с утеснением». Сам же, надев вицмундир, пошел
в ряды и, дабы постепенно приучить себя к строгости, с азартом кричал на торговцев:
Был ясный морозный день. У подъезда
рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны
в новые торжественные ризы.
Войдя
в тенистые сени, он снял со стены повешенную на колышке свою сетку и, надев ее и засунув руки
в карманы, вышел на огороженный пчельник,
в котором правильными
рядами, привязанные к кольям лычками,
стояли среди выкошенного места все знакомые ему, каждый с своей историей, старые ульи, а по стенкам плетня молодые, посаженные
в нынешнем году.
— Нет, вы не так приняли дело: шипучего мы сами поставим, — сказал председатель, — это наша обязанность, наш долг. Вы у нас гость: нам должно угощать. Знаете ли что, господа! Покамест что, а мы вот как сделаем: отправимтесь-ка все, так как есть, к полицеймейстеру; он у нас чудотворец: ему
стоит только мигнуть, проходя мимо рыбного
ряда или погреба, так мы, знаете ли, так закусим! да при этой оказии и
в вистишку.