Неточные совпадения
— Полно, батько, постыдись, — вступилась Аксинья Захаровна. — Про Фленушку ничего худого не слышно. Да и стала бы разве матушка Манефа с недоброй славой ее в такой любви, в таком приближенье держать? Мало ль чего не мелют пустые языки! Всех речей не переслушаешь; а тебе,
старому человеку,
девицу обижать грех: у самого дочери растут.
Мавре было все равно. Ей хоть сейчас с татарином ли, с жидом ли повенчаться, а Микешка по
старой вере был крепок. Частенько потом случалось, что в надежде на богатого зятя, Патапа Максимыча, к нему в кабаках приставали вольны
девицы да мирские вдовицы: обвенчаемся, мол. У Микешки один ответ на таки речи бывал...
Заперли рабу Божию в тесную келийку. Окроме матери Платониды да кривой
старой ее послушницы Фотиньи, никого не видит, никого не слышит заточенница… Горе горемычное, сиденье темничное!.. Где-то вы, дубравушки зеленые, где-то вы, ракитовые кустики, где ты, рожь-матушка зрелая — высокая, овсы, ячмени усатые, что крыли добра молодца с красной
девицей?.. Келья высокая, окна-то узкие с железными перекладами: ни выпрыгнуть, ни вылезти… Нельзя подать весточку другу милому…
— Оно, конечно, воля Божия первей всего, — сказал
старый Снежков, — однако ж все-таки нам теперь бы желательно ваше слово услышать, по тому самому, Патап Максимыч, что ваша Настасья Патаповна оченно мне по нраву пришлась — одно слово, распрекрасная
девица, каких на свете мало живет, и паренек мой тоже говорит, что ему невесты лучше не надо.
— Ну, вот за этот за подарочек так оченно я благодарна, — молвила Марьюшка. — А то узорами-то у нас больно стало бедно, все
старые да рваные… Да что ж ты, Фленушка, не рассказываешь, как наши
девицы у родителей поживают. Скучненько, поди:
девиц под пару им нет, все одни да одни.
В старинных русских городах до сих пор хранится обычай «невест смотреть». Для того взрослых
девиц одевают в лучшие платья и отправляются с ними в известный день на условленное место. Молодые люди приходят на выставку девушек, высматривают суженую. В новом Петербурге такие смотрины бывают на гулянье в Летнем саду, в
старых городах — на крестных ходах. Так и в Казани водится.
Начинается известная игра,
старая, древняя как мир славянский. Красны
девицы со своими серенькими гуськами становятся парами, один из молодцов, по жеребью, всех впереди.
— И нашим покажи, Василий Борисыч, — молвила Манефа. — Мы ведь поем попросту, как от
старых матерей навыкли, по слуху больше… Не больно много у нас, прости, Христа ради, и таких, чтоб путем и крюки-то разбирали. Ину пору заведут догматик — «Всемирную славу» аль другой какой — один сóблазн: кто в лес, кто по дрова… Не то, что у вас, на Рогожском, там пение ангелоподобное… Поучи, родной, поучи, Василий Борисыч, наших-то
девиц — много тебе благодарна останусь.
И это промолвила
старая рябая келейная
девица с чувством гордости.
—
Девица, вижу, ты хорошая, — молвила та женщина, глядя с любовью на Таню. — Не тебе б по зарям ходить, молоды ребята здесь бессовестные,
старые люди обидливые — как раз того наплетут на девичью голову, что после не открестишься, не отмолишься.
— Ну его ко псам, окаянного!.. — огрызнулась Марьюшка, — Тошнехонько с проклятым! Ни то ни се, ни туда ни сюда… И не поймешь от него ничего… Толкует, до того года, слышь, надо оставить… Когда-де у Самоквасова в приказчиках буду жить — тогда-де, а теперича
старых хозяев опасается… Да врет все, непутный, отводит… А ты убивайся!.. Все они бессовестные!.. Над
девицей надсмеяться им нипочем… Все едино, что квасу стакан выпить.
Предупрежденный Симой встретил брата спокойно, хотя и с затаенной готовностью дать отпор. Свадьба устраивалась в нагибинском доме, и все переполошились, когда узнали, что едет Галактион, особенно сама невеста, уже одевавшаяся к венцу. Это была типичная
старая девица с землистым цветом лица и кислым выражением рта.
Неточные совпадения
Всё успокоилось: в гостиной // Храпит тяжелый Пустяков // С своей тяжелой половиной. // Гвоздин, Буянов, Петушков // И Флянов, не совсем здоровый, // На стульях улеглись в столовой, // А на полу мосье Трике, // В фуфайке, в
старом колпаке. //
Девицы в комнатах Татьяны // И Ольги все объяты сном. // Одна, печальна под окном // Озарена лучом Дианы, // Татьяна бедная не спит // И в поле темное глядит.
Тут был, однако, цвет столицы, // И знать, и моды образцы, // Везде встречаемые лица, // Необходимые глупцы; // Тут были дамы пожилые // В чепцах и в розах, с виду злые; // Тут было несколько
девиц, // Не улыбающихся лиц; // Тут был посланник, говоривший // О государственных делах; // Тут был в душистых сединах // Старик, по-старому шутивший: // Отменно тонко и умно, // Что нынче несколько смешно.
«Не спится, няня: здесь так душно! // Открой окно да сядь ко мне». — // «Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно, // Поговорим о старине». — // «О чем же, Таня? Я, бывало, // Хранила в памяти не мало // Старинных былей, небылиц // Про злых духов и про
девиц; // А нынче всё мне тёмно, Таня: // Что знала, то забыла. Да, // Пришла худая череда! // Зашибло…» — «Расскажи мне, няня, // Про ваши
старые года: // Была ты влюблена тогда?» —
Пили, должно быть, на
старые дрожжи, все быстро опьянели. Самгин старался пить меньше, но тоже чувствовал себя охмелевшим. У рояля
девица в клетчатой юбке ловко выколачивала бойкий мотивчик и пела по-французски; ей внушительно подпевал адвокат, взбивая свою шевелюру, кто-то хлопал ладонями, звенело стекло на столе, и все вещи в комнате, каждая своим голосом, откликались на судорожное веселье людей.
— Мне даже не верится, что были святые женщины, наверно, это
старые девы — святые-то, а может, нетронутые
девицы.