Неточные совпадения
Ей помогали: уставщица, по часовенной службе и по всему, что касалось до религиозной части; казначея, у ней на руках было обительское имущество, деньги и всякого
рода запасы, кроме съестных, — теми заведовала мать-келарь, в распоряжении которой была келарня, то есть поварня, столовая.
Тогда же пришла на Каменный Вражек Манефа Старая. Была она из купеческого
рода Осокиных, города Балахны, богатых купцов, имевших суконную фабрику в Казани и медеплавильные заводы на отрогах Урала. Управляющие демидовскими заводами на Урале были ей также свойственники. Когда Осокины стали дворянами, откинулись они от скита раскольничьего, обитель обедняла, и обитель Осокиных прозвалась обителью Рассохиных. Бедна и скудна была, милостями
матери Манефы только и держалась.
— Видишь ли, с чего дело-то зачалось, — продолжала София, растирая игуменье ноги березовым маслом. — Проезжали это из Городца с базара колосковские мужики,
матери Ларисы знакомые, — она ведь сама
родом тоже из Колоскова. Часы у нас мужички отстояли, потрапезовали чем Бог послал да меж разговоров и молвили, будто ихней деревни Михайла Коряга в попы ставлен.
Оклички женщинами справляются, мужчинами никогда. Когда вслушиваешься в эти оклички, в эти «жальные причитанья», глубокой стариной пахнет!.. Те слова десять веков переходят в устах народа из
рода в
род… Старым богам те песни поются: Грому Гремучему да Матери-Сырой Земле.
Весенний праздник Николаю Чудотворцу, которого нет у греков, заимствован был русскими у латинян, чтоб приурочить его к празднику Матери-Сырой Земли, что любит «Микулу и
род его».
Такие сборища бывают на могиле старца Арсения, пришедшего из Соловков вслед за шедшей по облакам Ша́рпанской иконой Богородицы; на могиле старца Ефрема из
рода смоленских дворян Потемкиных; на пепле Варлаама, огнем сожженного; на гробницах многоучительной матушки Голиндухи,
матери Маргариты одинцовской, отца Никандрия, пустынника Илии, добрым подвигом подвизавшейся
матери Фотинии, прозорливой старицы Феклы; а также на урочище «Смольянах», где лежит двенадцать гранитных необделанных камней над двенадцатью попами, не восхотевшими Никоновых новин прияти [Гробница Арсения находится в лесу, недалеко от уничтоженного в 1853 году Шáрпанского скита, близ деревни Ларионова.
Мил дорожку проторил,
Худу славу наложил,
Отцу с
матерью бесчестье,
Роду-племени покор.
Приехала из Ярославля к
матери Александре сродница — девица молодая, купеческого
роду, хороших родителей дочь, воспитана по-доброму, в чистоте и страхе Господне, из себя такая красавица, что на редкость.
Тронь теми грабельками девицу, вдовицу или мужнюю жену, закипит у ней ретивое сердце, загорится алая кровь, распалится белое тело, и станет ей тот человек красней солнца, ясней месяца, милей отца с
матерью, милей роду-племени, милей свету вольного.
— Уж и подлинно чудеса, матушка… Святы твои слова — «чудеса»!.. Да уж такие чудеса, что волосы дыбом… Все, матушка, диву дались и наши, и по другим обителям… Хоть она и важного
роду, хоть и богатая, а, кажись бы, непригоже ей было так уезжать… Не была в счету сестер обительских, а все ж в честной обители житие провождала. Нехорошо, нехорошо она это сделала — надо б и стыда хоть маленько иметь, — пересыпала свою речь добродушная
мать Виринея.
Обитель Манефина в славе была и в почете, оттого знались с нею и дорожили знакомством улангерские
матери, особенно игуменья самой большой обители,
мать Юдифа, из ярославского купеческого
рода.
— Дам я тебе мыши!.. Велика ты птица:
мать знала, отца не видывала, вот какого ты
роду… А еще уставщица!.. — горячился Иосиф.
— А ты вот слушай-ка еще, — молвил он ей, перевернувши в тетрадке два-три листочка: — «Аще кто нераздвоенным умом и несумненною верою обещается и пойдет к невидимому граду тому, не поведав ни отцу с
матерью, ни сестрам с братиями, ни всему своему роду-племени, — таковому человеку откроет Господь и град Китеж, и святых, в нем пребывающих».
— Да, да, — качая головой, согласилась
мать Таисея. — Подымался Пугач на десятом году после того, как Иргиз зачался, а Иргиз восемьдесят годов стоял, да вот уже его разоренью пятнадцатый год пошел. Значит, теперь Пугачу восемьдесят пять лет, да если прадедушке твоему о ту пору хоть двадцать лет от
роду было, так всего жития его выйдет сто пять годов… Да… По нонешним временам мало таких долговечных людей… Что ж, как он перед кончиной-то?.. Прощался ли с вами?.. Дóпустил ли родных до себя?
Девяностолетнюю
мать Клеопатру Ерахтурку [
Родом из села Ерахтура, Рязанской губернии, Касимского уезда.
В сенат даже просьбы писывала, сам уездный судья ей говорил: «Тебе бы,
мать Феозва, не в скиту богомольничать, а в суде б за зерцалом сидеть!» Юдифа привезла дворянского
рода старца Иосифа и его крепостного игумна Галактиона.
— У вас, матушка, в Анфисиной обители, сказывают, есть нерушимая грамота от лет царя Алексея Михайловича, — сказала Ворошиловского скита игуменья, длинная как коломенская верста,
мать Христодула,
матери Маргарите оленевской. — Ваша-то первая игуменья из
роду Колычовых была, сродница по плоти святителю Филиппу митрополиту. Ей великий государь даровал, слышь, нерушимую грамоту.
Неточные совпадения
Теперь, в уединении деревни, она чаще и чаще стала сознавать эти радости. Часто, глядя на них, она делала всевозможные усилия, чтоб убедить себя, что она заблуждается, что она, как
мать, пристрастна к своим детям; всё-таки она не могла не говорить себе, что у нее прелестные дети, все шестеро, все в равных
родах, но такие, какие редко бывают, — и была счастлива ими и гордилась ими.
Месяца три назад хозяйственные дела молодой
матери были совсем плохи. Из денег, оставленных Лонгреном, добрая половина ушла на лечение после трудных
родов, на заботы о здоровье новорожденной; наконец потеря небольшой, но необходимой для жизни суммы заставила Мери попросить в долг денег у Меннерса. Меннерс держал трактир, лавку и считался состоятельным человеком.
Потом тотчас больница (и это всегда у тех, которые у
матерей живут очень честных и тихонько от них пошаливают), ну а там… а там опять больница… вино… кабаки… и еще больница… года через два-три — калека, итого житья ее девятнадцать аль восемнадцать лет от
роду всего-с…
Мать их, из обедневшего
рода князей Х……, скончалась в Петербурге, когда муж ее находился еще в полной силе.
— Ах, дай Бог: умно бы сделали! Вы хуже Райского в своем
роде, вам бы нужнее был урок. Он артист, рисует, пишет повести. Но я за него не боюсь, а за вас у меня душа не покойна. Вон у Лозгиных младший сын, Володя, — ему четырнадцать лет — и тот вдруг объявил
матери, что не будет ходить к обедне.