Неточные совпадения
— Молви отцу, — говорил он, давая деньги, — коли нужно ему на обзаведенье,
шел бы ко мне — сотню другу-третью с
радостью дам. Разживетесь, отдадите, аль по времени ты заработаешь. Ну, а когда же работать начнешь у меня?
— Эту тошноту мы вылечим, — говорил Патап Максимыч, ласково приглаживая у дочери волосы. — Не плачь,
радость скажу. Не хотел говорить до поры до времени, да уж, так и быть, скажу теперь. Жениха жди, Настасья Патаповна. Прикатит к матери на именины… Слышишь?.. Славный такой, молодой да здоровенный, а богач какой!.. Из первых… Будешь в
славе, в почете жить, во всяком удовольствии… Чего молчишь?.. Рада?..
Детство и молодость Никитишна провела в горе, в бедах и страшной нищете. Казались те беды нескончаемыми, а горе безвыходным. Но никто как Бог, на него одного полагалась сызмальства Никитишна, и не постыдил Господь надежды ее;
послал старость покойную: всеми она любима, всем довольна, добро по силе ежечасно может творить. Чего еще? Доживала старушка век свой в
радости, благодарила Бога.
— Оно, конечно, все едино, да уж такие у нас порядки, — говорил дядя Онуфрий. — Супротив наших порядков
идти нельзя, потому что артель ими держится. Я бы сам с великой
радостью заместо мальца поехал, да и всякий за него поехал, таково он нужен нам; только этому быть не можно, потому что жребий ему достался.
Жалко ему стало ту, за которую так недавно с
радостью сложил бы голову… Мутится в уме, двоятся мысли… То покойница вспоминается, то Марья Гавриловна на память
идет.
— Нет капитала, в долю бы
шел, — сказал Патап Максимыч. — Такого, как ты, всякий с
радостью примет.
— Ах, Фленушка, Фленушка! Как же я без тебя исстрадалась!.. — с жаром и нежною лаской заговорила Манефа, гладя ее по голове. — Чуяло мое сердце, что у вас недоброе что-то
идет!.. И когда разгорелся пожар, чего-то, чего я не передумала, глядя на дымные небеса…
Радость ты моя!.. Кажется, если б что случилось, дня не пережила бы… Измучилась, исстрадалась я дó смерти.
Белый день
идет к вечеру, честнóй пир
идет навеселе. На приволье, в
радости, гости прохлаждаются, за стаканами меж собой беседу ведут… Больше всех говорит, каждым словом смешит подгулявший маленько Чапурин. Речи любимые, разговоры забавные про житье-бытье скитское, про дела черниц молодых, белиц удалых, про ихних дружков-полюбовников. Задушевным смехом, веселым хохотом беседа каждый рассказ его покрывает.
— Чего ж убиваться-то? — весело молвила ей быстроногая Дуня улангерская. — Пошли-ка меня матушка Юдифа к хорошим людям нá год в канонницы, да я бы, кажется, с
радости земли под собой не взвидела, запрыгала б, заплясала, а ты, бесстыдница, выть…
— Успеешь, матушка. Не на
радость едем, успеешь отцовскими-то побоями налакомиться, — молвил с досадой Василий Борисыч и велел жене
идти в свою комнату, тем отзываясь, что надо ему с Феклистом Митричем поговорить.
И
пошло пированье в дому у Патапа Максимыча, и
пошли у него столы почетные. Соезжалося на свадьбу гостей множество. Пировали те гости неделю целую, мало показалось Патапу Максимычу, другой прихватили половину. И сколь ни бывало пиров и столов по заволжским лесам, про такие, что были на свадьбе Василья Борисыча, слыхом никто не слыхал, никто даже во снах не видал. Во всю ширь разгулялся старый тысячник и на старости лет согрешил — плясать
пошел на
радостях.
— Полно, матушка! Вишь, какую
радость послал тебе господь! Чем плакать-то, ступай-ка лучше скорее к батюшке в Сосновку: он грамотку-то тебе прочитает… Ступай; я пособлю одеться, — говорила Дуня, следуя за старушкой, которая суетилась как угорелая и отыскивала платок, между тем как платок находился на голове ее.
Неточные совпадения
Что за черт! в самом деле! (Протирает глаза.)Целуются! Ах, батюшки, целуются! Точный жених! (Вскрикивает, подпрыгивая от
радости.)Ай, Антон! Ай, Антон! Ай, городничий! Бона, как дело-то
пошло!
— Хлеб
идет! — вскрикнули глуповцы, внезапно переходя от ярости к
радости.
Следующие два препятствия, канава и барьер, были перейдены легко, но Вронский стал слышать ближе сап и скок Гладиатора. Он
послал лошадь и с
радостью почувствовал, что она легко прибавила ходу, и звук копыт Гладиатора стал слышен опять в том же прежнем расстоянии.
Всё
шло хорошо и дома; но за завтраком Гриша стал свистать и, что было хуже всего, не послушался Англичанки, и был оставлен без сладкого пирога. Дарья Александровна не допустила бы в такой день до наказания, если б она была тут; но надо было поддержать распоряжение Англичанки, и она подтвердила ее решение, что Грише не будет сладкого пирога. Это испортило немного общую
радость.
Гриша плакал, говоря, что и Николинька свистал, но что вот его не наказали и что он не от пирога плачет, — ему всё равно, — но о том, что с ним несправедливы. Это было слишком уже грустно, и Дарья Александровна решилась, переговорив с Англичанкой, простить Гришу и
пошла к ней. Но тут, проходя чрез залу, она увидала сцену, наполнившую такою
радостью ее сердце, что слезы выступили ей на глаза, и она сама простила преступника.