Неточные совпадения
— Уж ты зачнешь хныкать! — сказала Фленушка. — Ну, ступай прощенья просить, «
прости, мол, тятенька,
Христа ради, ни впредь, ни после не буду и сейчас с самарским женихом под венец пойду…» Не дури, Настасья Патаповна… Благо отсрочку дал.
— Невдомек мне, глупой, ваши умные речи, — сказала Аксинья Захаровна. — Мы люди простые, темные, захолустные,
простите нас,
Христа ради!
— Оборони Господи! — воскликнула Манефа, вставая со стула и выпрямляясь во весь рост. —
Прощай, Фленушка…
Христос с тобой… — продолжала она уже тем строгим, начальственным голосом, который так знаком был в ее обители. — Ступай к гостям… Ты здесь останешься… а я уеду, сейчас же уеду… Не смей про это никому говорить… Слышишь? Чтоб Патап Максимыч как не узнал… Дела есть, спешные — письма получила… Ступай же, ступай, кликни Анафролию да Евпраксеюшку.
— Матушка! Матушка…
прости ты меня
Христа ради… Мне бы исправиться [Исповедаться.]… Смертный час приходит… Не переживу я…
— Нет, касатик, уж
прости меня,
Христа ради, а у нас уж такой устав: мирским гостям учреждать особую трапезу во утешение… Вы же путники, а в пути и пост разрешается… Рыбки не припасти ли?
— Не умудрил меня Господь наукой, касатик ты мой… Куда мне, темному человеку! Говорил ведь я тебе, что и грамоте-то здесь, в лесу, научился. Кой-как бреду. Писание читать могу, а насчет грамматического да философского учения тут уж, разлюбезный ты мой, я ни при чем… Да признаться, и не разумею, что такое за грамматическое учение, что за философия такая. Читал про них и в книге «Вере» и в «Максиме Греке», а что такое оно обозначает,
прости,
Христа ради, не знаю.
—
Прости,
Христа ради, — отвечал отец Михаил. — Признаться, этого мне и на ум не вспадало.
— Матушка, не сердись! Преложи гнев на милость!.. Мы ведь только маленько…
Прости,
Христа ради… Да пожалуйста, матушка… Мы тебе хорошую песню споем, духовную.
— Ишь, грозная какая у вас мать-та… — шутливо молвил он дочерям. — Ну,
прости,
Христа ради, Захаровна, недоглядел… Право слово, недоглядел, — сказал он жене.
— Господу изволившу, обыде мя болезнь смертная… Но не хотяй смерти грешнику, да обратится душа к покаянию, он, сый человеколюбец, воздвиг мя от одра болезненного. Исповедуя неизреченное его милосердие, славлю смотрение Создателя, пою и величаю Творца жизнодавца, дондеже есмь. Вас же молю, отцы, братие и сестры о
Христе Исусе, помяните мя, убогую старицу, во святых молитвах своих, да
простит ми согрешения моя вольная и невольная и да устроит сам Спас душевное мое спасение…
— Бог спасет за ласковое слово, матери, — поднимаясь со скамейки, сказала игуменья. —
Простите, ради
Христа, а я уж к себе пойду.
—
Прости,
Христа ради, матушка, — робко молвила Аркадия, кланяясь в землю перед Манефой.
—
Прости,
Христа ради, — с новым земным поклоном молвила уставщица.
—
Прости,
Христа ради, матушка, — едва слышно оправдывалась она, творя один земной поклон за другим, перед пылавшею гневом игуменьей. — Думала я Пролог вынести аль Ефрема Сирина, да на грех ключ от книжного сундука неведомо куда засунула… Память теряю, матушка, беспамятна становлюсь…
Прости,
Христа ради — не вмени оплошки моей во грех.
—
Прости,
Христа ради, матушка, — говорила, кланяясь в ноги, Аркадия. Слезы катились у ней по щекам — отереть не смела.
— Не разумею учительного твоего слова, матушка… Не умею ответа держать…
Прости, ради
Христа…
Христос бо воскресе, а смерть умертвися,
Сущие во гробех живот восприяша!
Воспоем же, други, песнь радостну ныне —
Христос бо воскресе от смертные сени,
Живот дарова в сем мире человеку!
Ныне все ликуем,
Духом торжествуем,
Простил бо Господь грехи наши. Аминь.
— И нашим покажи, Василий Борисыч, — молвила Манефа. — Мы ведь поем попросту, как от старых матерей навыкли, по слуху больше… Не больно много у нас,
прости,
Христа ради, и таких, чтоб путем и крюки-то разбирали. Ину пору заведут догматик — «Всемирную славу» аль другой какой — один сóблазн: кто в лес, кто по дрова… Не то, что у вас, на Рогожском, там пение ангелоподобное… Поучи, родной, поучи, Василий Борисыч, наших-то девиц — много тебе благодарна останусь.
Намедни, как перед Масленой у него гостила я,
Христом Богом молила повеселить чем-нибудь исправника, был бы до нас подобрее, а он,
прости Господи, ржет себе, ровно кобыла на овес.
— Как перед Богом, матушка, — ответил он. — Что мне? Из-за чего мне клепать на них?.. Мне бы хвалить да защищать их надо; так и делаю везде, а с вами, матушка, я по всей откровенности — душа моя перед вами, как перед Богом, раскрыта. Потому вижу я в вас великую по вере ревность и многие добродетели… Мало теперь, матушка, людей, с кем бы и потужить-то было об этом, с кем бы и поскорбеть о падении благочестия… Вы уж
простите меня
Христа ради, что я разговорами своими, кажись, вас припечалил.
— Пришли же, не забудь, трудниц-то. Да пораньше бы приходили… Дресвы на мытье полов у меня, кажись, мало, с собой бы захватили. Да окошки еще надо помыть, лестницы… Матушка Аркадия все им укажет…
Прощай, мать Таисея. Спаси тебя
Христос, Царь Небесный!..
—
Прости нас, тятенька,
Христа ради!.. Как Бог, так и ты, — заголосила наконец Параша, обнимая у отца ноги.
— Тятенька!..
Прости,
Христа ради! — со слезами молила Параша.
Неточные совпадения
— И ежели перед начальством согрубил… и ежели в зачинщиках был… и в том,
Христа ради,
простите!
—
Простите меня, ради
Христа, атаманы-молодцы! — говорил он, кланяясь миру в ноги, — оставляю я мою дурость на веки вечные, и сам вам тоё мою дурость с рук на руки сдам! только не наругайтесь вы над нею, ради
Христа, а проводите честь честью к стрельцам в слободу!
— Вы вступаете в пору жизни, — продолжал священник, — когда надо избрать путь и держаться его. Молитесь Богу, чтоб он по своей благости помог вам и помиловал, — заключил он. «Господь и Бог наш Иисус
Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да
простит ти чадо»… И, окончив разрешительную молитву, священник благословил и отпустил его.
Левин забежал опять к жене спросить у нее еще раз,
простила ли она его за вчерашнюю глупость, и еще затем, чтобы попросить ее, чтобы она была ради
Христа осторожнее.
Он посмотрел, стоя на коленях, а потом, встретив губернаторшу глаз на глаз, сказал, поклонясь ей в пояс: «
Простите,
Христа ради, ваше превосходительство, дерзость мою, а красота ваша воистину — божеская, и благодарен я богу, что видел эдакое чудо».