— Ты что это вздумал?.. — горячо заговорил Сергей Андреич. — Сочти-ка, много ль раз ты из петли меня вынимал, сколько от тебя я видел добра? Без тебя давно бы нищим я был. Алешка, что ль, я, чтоб
не помнить добра?.. Неси скорей — долг платежом красён.
Неточные совпадения
Хоть родину
добром поминать ей было нечего, — кроме бед да горя, Никитишна там ничего
не ведала, — а все же тянуло ее на родную сторону:
не осталась в городе жить, приехала в свою деревню Ключовку.
—
Помнишь, что у Златоуста про такие слезы сказано? — внушительно продолжал Патап Максимыч. — Слезы те паче поста и молитвы, и сам Спас пречистыми устами своими рек: «Никто же больше тоя любви имать, аще кто душу свою положит за други своя…»
Добрая ты у меня, Груня!.. Господь тебя
не оставит.
—
Не ропщу я на Господа. На него возверзаю печали мои, — сказал, отирая глаза, Алексей. — Но послушай, родной, что дальше-то было… Что было у меня на душе, как пошел я из дому, того рассказать
не могу… Свету
не видел я — солнышко высоко, а я ровно темной ночью брел…
Не помню, как сюда доволокся… На уме было — хозяин каков? Дотоле его я
не видывал, а слухов много слыхал: одни сказывают — добрый-предобрый, другие говорят — нравом крут и лют, как зверь…
— Ну, так видишь ли… Игумен-от красноярский, отец Михаил, мне приятель, — сказал Патап Максимыч. — Человек
добрый, хороший, да стар стал — добротой да простотой его мошенники, надо полагать, пользуются. Он, сердечный, ничего
не знает — молится себе да хозяйствует, а тут под носом у него они воровские дела затевают… Вот и написал я к нему, чтобы он лихих людей оберегался, особенно того проходимца,
помнишь, что в Сибири-то на золотых приисках живал?.. Стуколов…
— Неладное, сынок, затеваешь, — строго сказал он. — Нет тебе нá это моего благословенья. Какие ты милости от Патапа Максимыча видел?.. Сколь он добр до тебя и милостив!.. А чем ты ему заплатить вздумал?.. Покинуть его, иного места тайком искать?.. И думать
не моги! Кто
добра не помнит, Бог того забудет.
А Марья Гавриловна
не забывала
добра, что сделала ей Манефа во дни житейских невзгод, твердо
помнила, что старушка внесла мир в истерзанную ее душу, умела заживить сердечные ее раны.
—
Не в свахи, а вместо матери, — перервала ее Дуня. —
Не привел Господь матушке меня выростить.
Не помню ее, по другому годочку осталась. А от тебя, Грунюшка, столь много
добра я видела, столько много хороших советов давала ты мне, что я на тебя как на мать родную гляжу. Нет, уж если Бог велит, ты вместо матери будь.
Теперь Самоквасов свел разговор с Смолокуровым на дела свои, рассказал, сколько у них всего капиталу, сколько по смерти затворника-прадеда надо ему получить,
помянул про свое намеренье вести от себя торговлю по рыбной части и просил
не оставить его
добрым советом.
В наше время бесстыдного и часто ренегатского отношения к подполью со стороны не только либералов, но и ликвидаторов, как народнических („Русское богатство“), так и марксистских, нельзя
не помянуть добрым словом этой заслуги Михайловского».
Неточные совпадения
— Покойник муж действительно имел эту слабость, и это всем известно, — так и вцепилась вдруг в него Катерина Ивановна, — но это был человек
добрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей слишком доверялся всяким развратным людям и уж бог знает с кем он
не пил, с теми, которые даже подошвы его
не стоили! Вообразите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашли: мертво-пьяный идет, а про детей
помнит.
— Лекарская? — повторила Фенечка и повернулась к нему. — А знаете что? Ведь с тех пор, как вы мне те капельки дали,
помните? уж как Митя спит хорошо! Я уж и
не придумаю, как мне вас благодарить; такой вы
добрый, право.
Убийство Тагильского потрясло и взволновало его как почти моментальное и устрашающее превращение живого, здорового человека в труп, но смерть сына трактирщика и содержателя публичного дома
не возбуждала жалости к нему или каких-либо «
добрых чувств». Клим Иванович хорошо
помнил неприятнейшие часы бесед Тагильского в связи с убийством Марины.
Ты, может быть, думаешь, глядя, как я иногда покроюсь совсем одеялом с головой, что я лежу как пень да сплю; нет,
не сплю я, а думаю все крепкую думу, чтоб крестьяне
не потерпели ни в чем нужды, чтоб
не позавидовали чужим, чтоб
не плакались на меня Господу Богу на Страшном суде, а молились бы да
поминали меня
добром.
Было, я думаю, около половины одиннадцатого, когда я, возбужденный и, сколько
помню, как-то странно рассеянный, но с окончательным решением в сердце,
добрел до своей квартиры. Я
не торопился, я знал уже, как поступлю. И вдруг, едва только я вступил в наш коридор, как точас же понял, что стряслась новая беда и произошло необыкновенное усложнение дела: старый князь, только что привезенный из Царского Села, находился в нашей квартире, а при нем была Анна Андреевна!