— Полно-ка ты, Настенька, полно, моя болезная, — уговаривала ее Аксинья Захаровна, сама едва удерживая рыданья. — Посуди, девонька, —
могу ль я отпустить тебя? Отец воротится, а тебя дома нет. Что тогда?.. Аль не знаешь, каков он во гневе бывает?..
— Не беспокойтесь, матушка, — уговаривал Манефу Василий Борисыч. — Дело к порядку ведется, к лучшему…
Могу ль подумать я, что из вашей обители меня выгоняют?.. Помилуйте!.. Ни с чем даже несообразно, и мне оченно удивительно, что вы об этом беспокоитесь. Я, с своей стороны, очень рад маленько погостить у матушки Таисеи.
Неточные совпадения
— А вот как возьму лестовку да ради Христова праздника отстегаю тебя, — с притворным негодованьем сказала Аксинья Захаровна, — так и будешь знать, какая слава!.. Ишь что вздумала!.. Пусти их снег полоть за околицу!.. Да теперь, поди чай, парней-то туда что навалило: и своих, и из Шишинки, и из Назаровой!.. Долго
ль до греха?.. Девки вы молодые, дочери отецкие: след ли вам по ночам хвосты
мочить?
— Знаю про то, Захаровна, и вижу, — продолжал Патап Максимыч, — я говорю для того, что ты баба. Стары люди не с ветру сказали: «Баба что мешок: что в него положишь, то и несет». И потому, что ты есть баба, значит, разумом не дошла, то, как меня не станет,
могут тебя люди разбить. Мало
ль есть в миру завистников? Впутаются не в свое дело и все вверх дном подымут.
— Ах ты, любезненькой мой!.. Что же нам делать-то? — отвечал игумен. — Дело наше заглазное. Кто знает, много
ль у них золота из пуда выходит?.. Как поверить?.. Что дадут, и за то спаси их Христос, Царь Небесный… А вот как бы нам с тобой да настоящие промысла завести, да дело-то бы делать не тайком, а с ведома начальства, куда бы много пользы получили…
Может статься, не одну бы сотню пудов чистого золота каждый год получали…
— Так-то оно так, Пантелей Прохорыч, а все же гребтится мне, — сказал на то Алексей. — Мало
ль что
может быть впереди: и Патап Максимыч смертный человек, тоже пóд Богом ходит… Ну как не станет его, тогда что?.. Опять же, как погляжу я на него, нравом-то больно крутенек он.
— Что ж, Флена Васильевна?.. — с глубоким вздохом промолвил он. — Человек я серый, неученый, как есть неотесанная деревенщина… Ровня
ль я Настасье Патаповне?.. Ихней любви,
может быть, самые что ни на есть первостатейные купцы аль генералы какие достойны… А я что?
— Без тебя знаю, что все
могу взять, — сухо ответил Трифон. — Про то говорю: много
ль тебе на прожиток до новой получки потребуется. Сколько потребуется, столько и бери, остальные в дом…
— Батюшка, на другое хочу я твоего благословенья просить, — после долгого молчанья робко повел новую речь Алексей. — Живучи у Патапа Максимыча, торговое дело вызнал я, слава Богу, до точности. Счеты
ль вести, другое ли что — не хуже другого
могу…
— Помилуйте, ваше степенство, возможно
ль про такие дела без пути разговаривать? Слава Богу — не махонький,
могу понимать, — ответил Алексей.
Стороной узнала Марья Гавриловна, что отошел от Патапа Максимыча и уехал в город, но воротился
ль оттуда или дальше куда отправился, разведать не
могла.
— Не
могу этого доложить тебе, матушка, не знаем, куда съехала, — отвечала мать Виринея. — Никому не сказалась, куда поехала и надолго
ль.
Соберется с духом, наберется смелости, скажет словечко про птичку
ль, в стороне порхнувшую, про цветы ли, дивно распустившие яркие лепестки свои, про белоствольную ли высокую березу, широко развесившую свои ветви, иль про зеленую стройную елочку, но только и слышит от Параши: «да» да «нет». Рдеют полные свежие ланиты девушки, не
может поднять она светлых очей, не
может взглянуть на путевого товарища… А у него глаза горят полымем, блещут искрами.
— Ох, искушение! — вскрикнул он и, едва переводя дух, примолвил: — Совсем исполóшили вы меня, Флена Васильевна! Можно разве этак пугать человека?.. Мало
ль что с перепугу
может случиться? Медведь и покрепче меня, да и с тем с испугу-то что бывает?
— Взбеленилась, что
ль, ты, бешеная?.. — сказала головщица. — Услышать ведь
могут!
— Будь покоен, почтенный, все это в наших руках, завсегда это
можем, — отвечал Федор. — Восьэтто [Восьэтто, или восейка, — недавно, на днях, намедни.] мы одним днем две самокрутки спроворили… Четыре тройки, говоришь?.. Можно… Парней десяток?.. И это можно… Велику
ль погоню-то ждешь?.. Кольев не припасти ли, аль одним кулаком расправимся?
—
Могу ль я винить, — отвечал он с горьким чувством, — когда сам всему причиной и во всем виноват? Это я довел тебя до такого гнева, а ты в гневе и его обвинила, потому что хотела меня оправдать; ты меня всегда оправдываешь, а я не стою того. Надо было сыскать виноватого, вот ты и подумала, что он. А он, право, право, не виноват! — воскликнул Алеша, одушевляясь. — И с тем ли он приезжал сюда! Того ли ожидал!
Неточные совпадения
Тогда — не правда ли? — в пустыне, // Вдали от суетной молвы, // Я вам не нравилась… Что ж ныне // Меня преследуете вы? // Зачем у вас я на примете? // Не потому
ль, что в высшем свете // Теперь являться я должна; // Что я богата и знатна, // Что муж в сраженьях изувечен, // Что нас за то ласкает двор? // Не потому
ль, что мой позор // Теперь бы всеми был замечен // И
мог бы в обществе принесть // Вам соблазнительную честь?
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась // Иль стала вдруг бледна, красна… // У ней и бровь не шевельнулась; // Не сжала даже губ она. // Хоть он глядел нельзя прилежней, // Но и следов Татьяны прежней // Не
мог Онегин обрести. // С ней речь хотел он завести // И — и не
мог. Она спросила, // Давно
ль он здесь, откуда он // И не из их ли уж сторон? // Потом к супругу обратила // Усталый взгляд; скользнула вон… // И недвижим остался он.
Кто б ни был ты, о мой читатель, // Друг, недруг, я хочу с тобой // Расстаться нынче как приятель. // Прости. Чего бы ты за мной // Здесь ни искал в строфах небрежных, // Воспоминаний ли мятежных, // Отдохновенья
ль от трудов, // Живых картин, иль острых слов, // Иль грамматических ошибок, // Дай Бог, чтоб в этой книжке ты // Для развлеченья, для мечты, // Для сердца, для журнальных сшибок // Хотя крупицу
мог найти. // За сим расстанемся, прости!
Гм! гм! Читатель благородный, // Здорова
ль ваша вся родня? // Позвольте:
может быть, угодно // Теперь узнать вам от меня, // Что значит именно родные. // Родные люди вот какие: // Мы их обязаны ласкать, // Любить, душевно уважать // И, по обычаю народа, // О Рождестве их навещать // Или по почте поздравлять, // Чтоб остальное время года // Не думали о нас они… // Итак, дай Бог им долги дни!
«Княжна, mon ange!» — «Pachette!» — «—Алина»! — // «Кто б
мог подумать? Как давно! // Надолго
ль? Милая! Кузина! // Садись — как это мудрено! // Ей-богу, сцена из романа…» — // «А это дочь моя, Татьяна». — // «Ах, Таня! подойди ко мне — // Как будто брежу я во сне… // Кузина, помнишь Грандисона?» // «Как, Грандисон?.. а, Грандисон! // Да, помню, помню. Где же он?» — // «В Москве, живет у Симеона; // Меня в сочельник навестил; // Недавно сына он женил.