Неточные совпадения
В лесистом Верховом Заволжье деревни
малые, зато частые, одна от
другой на версту, на две. Земля холодна, неродима, своего хлеба мужику разве до Масленой хватит, и то в урожайный год! Как ни бейся на надельной полосе, сколько страды над ней ни принимай, круглый год трудовым хлебом себя не прокормишь. Такова сторона!
Верстах в пяти от Осиповки, среди болот и перелесков, стоит
маленькая, дворов в десяток, деревушка Поромово. Проживал там удельный крестьянин Трифон Михайлов, прозвищем Лохматый. Исправный мужик был: промысел шел у него ладно, залежные деньжонки водились. По
другим местам за богатея пошел бы, но за Волгой много таких.
Молчит Чапурин. Хмурится, кусает нижнюю губу и слегка почесывает затылок. Начинает понимать, что проходимцы его обошли, что он, стыдно сказать, ровно
малый ребенок поверил россказням паломника… Но как сознаться?.. Друг-приятель — Колышкин, и тому как сказать, что плуты старого воробья на кривых объехали? Не три тысячи, тридцать бы в печку кинул, только б не сознаться, как его ровно Филю в лапти обули.
Много было зависти оттого по
другим обителям и по
малым скитам.
С одной стороны в келью вело высокое, широкое крыльцо под навесом, с
другой был
маленький выход из подклета.
— Да ты, парень, хвостом-то не верти, истинную правду мне сказывай, — подхватил Пантелей… — Торговое дело!.. Мало ль каких торговых дел на свете бывает — за ину торговлю чествуют, за
другую плетьми шлепают. Есть товары заповедные, есть товары запретные, бывают товары опальные. Боюсь, не подбил бы непутный шатун нашего хозяина на запретное дело… Опять же Дюков тут, а про этого молчанку по народу недобрая слава идет. Без
малого год в остроге сидел.
— Обожди,
друг, маленько. Скорого дела не хвалят, — ответила Манефа. — Ты вот погости у нас — добрым гостям мы рады всегда, — а тем временем пособоруем, тебя позовем на собрание — дело-то и будет в порядке… Не
малое дело, подумать да обсудить его надо… Тебе ведь не к спеху? Можешь недельку,
другую погостить?
Нигде так не сбереглись эти отголоски старины, как в лесах Заволжья и вообще на Севере, где по недостатку церквей народ
меньше, чем в
других местностях, подвергся влиянию духовенства.
Спервоначалу девицы одна за
другой подходили к Параше и получали из рук ее: кто платок, кто ситцу на рукава аль на передник. После девиц молодицы подходили, потом холостые парни: их дарили платками, кушаками, опоясками. Не остались без даров ни старики со старухами, ни подростки с
малыми ребятами. Всех одарила щедрая рука Патапа Максимыча: поминали б дорогую его Настеньку, молились бы Богу за упокой души ее.
Зато
другие за Волгой забавы есть: катанья в ботникáх [
Маленькая лодка, выдолбленная из одного дерева.] по вешним разливам с песнями, а часто и с ружейной пальбой, веселые гулянки по лесам и вечерние посидки на берегах речек…
«Смольяны» — место скита, основанного дворянами, выходцами: из Смоленска Потемкиными, из Москвы — Салтыковым, из Пошехонья — Токмачевым и
другими, находятся в лесу, близ Шáрпана и деревни
Малого Зиновьева.
Одной рукой подняв выше головы поднос с чашками и двумя чайниками, в
другой нес он
маленький подносик с графинчиком очищенной и двумя объемистыми рюмками.
— Вот намедни вы спрашивали меня, Андрей Иваныч, про «старую веру». Хоть я сам старовером родился, да из отцовского дома еще
малым ребенком взят. Оттого и не знаю ничего, ничего почти и не помню. Есть охота, так вот Алексея Трифоныча спросите, человек он книжный, коренной старовер, к тому ж из-за Волги, из тех самых лесов Керженских, где теперь старая вера вот уж двести лет крепче, чем по
другим местам, держится.
Тут не без хлопот; косы надо наклепать, серпы назубрить, брусницы [Брусница, или брусовец, — дощечка, в виде
маленькой лопаты, облитая варом (сосновая, еловая, пихтовая и всякого
другого хвойного дерева смола, очищенная и сгущенная варкой), а потом посыпанная песком, который крепко пристает к вару.
— И то надо будет, — отозвался Трифон. — То маленько обидно, что работницей в дому
меньше станет: много еще Паранька родительского хлеба не отработала. Хоть бы годок,
другой еще пожила. Мать-то хилеть зачала, недомогает… Твое дело отделенное, Савелью до хозяйки долга песня, а без бабы какое хозяйство в дому!.. На старости лет останешься, пожалуй, один, как перст — без уходу, без обиходу.
Вынула знахарка косарь из пестера и, обратясь на рдеющий зарею восток, велела Тане стать рядом с собою… Положила не взошедшему еще солнцу три поклона великие да четыре поклона
малые и стала одну за
другой молитвы читать… Слушает Таня — молитвы все знакомые, церковные: «Достойно», «Верую», «Богородица», «Помилуй мя, Боже». А прочитав те молитвы, подняла знахарка глаза к небу и вполголоса особым напевом стала иную молитву творить… Такой молитвы Таня не слыхивала. То была «вещба» — тайное, крепкое слово.
Вблизи от нее, с версту либо
меньше,
другая обитель стояла старицы Голиндухи.
По
малом времени собрались сюда и
другие скитские жители, и ставлено было на Козленце двенадцать обителей, десять женских, две мужские.
— Ну, понесла!.. Пошла городить!.. Будет с тебя, довольно!..
Других надо слушать, не ты одна в нашей беседе, — молвила Дарья Никитишна. — За тобой черед, — обратилась она к сидевшей рядом с Дуняшей
маленькой беленькой Домнушке.
Вечером, в то самое время, как Василий Борисыч с Парашей хоронились у Феклиста Митрича от Манефы, в Осиповку приехала Аксинья Захаровна с Груней да с кумом Иваном Григорьичем. Они ее провожали. Аксинья Захаровна утомилась от поездок и просила Груню съездить на
другой день в Комаров за Парашей. Вздумала Груня ехать за богоданной сестрицей в
маленькой тележке Ивана Григорьича, оттого с вечера Аксинья Захаровна и послала на телеге в Манефину обитель старика Пантелея привезти оттоль пожитки Парашины.
— Кто же иные? Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть не довел до добра. Без меня ты бы прошла мимо его, не заметив. Я дал тебе понять, что в нем есть и ума не
меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности. Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на
другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было
меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
На радости целуются, //
Друг дружке обещаются // Вперед не драться зря, // А с толком дело спорное // По разуму, по-божески, // На чести повести — // В домишки не ворочаться, // Не видеться ни с женами, // Ни с
малыми ребятами, // Ни с стариками старыми, // Покуда делу спорному // Решенья не найдут, // Покуда не доведают // Как ни на есть доподлинно: // Кому живется счастливо, // Вольготно на Руси?
Но сие же самое соответствие, с
другой стороны, служит и не
малым, для летописателя, облегчением. Ибо в чем состоит, собственно, задача его? В том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет, не в том. В том ли, чтобы рассуждать? Нет, и не в этом. В чем же? А в том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия и об оном предать потомству в надлежащее назидание.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для
других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный
малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
В соседней бильярдной слышались удары шаров, говор и смех. Из входной двери появились два офицера: один молоденький, с слабым, тонким лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса в их полк;
другой пухлый, старый офицер с браслетом на руке и заплывшими
маленькими глазами.