Неточные совпадения
Волга — рукой подать. Что мужик в неделю наработает, тотчас на пристань везет, а поленился — на соседний базар. Больших барышей ему не нажить; и за Волгой не всяк в «тысячники» вылезет, зато, как ни плоха работа, как работников в семье ни мало, заволжанин век свой сыт, одет, обут, и податные за ним не стоят. Чего ж еще?.. И за то слава те, Господи!.. Не всем же в
золоте ходить, в руках серебро носить, хоть и каждому русскому
человеку такую судьбу няньки да мамки напевают, когда еще он в колыбели лежит.
— В работники хочешь? — сказал он Алексею. — Что же? Милости просим. Про тебя слава идет добрая, да и сам я знаю работу твою: знаю, что руки у тебя
золото… Да что ж это, парень? Неужели у вас до того дошло, что отец тебя в чужи
люди посылает? Ведь ты говоришь, отец прислал. Не своей волей ты рядиться пришел?
— То-то и есть! — сказал Стуколов. — Без умелых
людей как за такое дело приниматься? Сказано: «Божьей волей свет стоит,
человек живет уменьем». Досужество да уменье всего дороже… Вот ты и охоч
золото добывать, да не горазд — ну и купи досужество умелых
людей.
— Не один миллион, три, пять, десять наживешь, — с жаром стал уверять Патапа Максимыча Стуколов. — Лиха беда начать, а там загребай деньги.
Золота на Ветлуге, говорю тебе, видимо-невидимо. Чего уж я —
человек бывалый, много видал
золотых приисков — и в Сибири и на Урале, а как посмотрел я на ветлужские палестины, так и у меня с дива руки опустились… Да что тут толковать, слушай. Мы так положим, что на все на это дело нужно сто тысяч серебром.
А сама разводит руками, закидывает назад голову, манит к себе на пышные перси того
человека, обещает ему и тысячи неслыханных наслаждений, и груды
золота, и горы жемчуга перекатного…
— Господь да небесные ангелы знают, где она выпала. И
люди, которым Бог благословит, находят такие места. По тем местам и роют
золото, — отвечал Артемий. — В Сибири, сказывают, много таких местов…
— У меня в городу дружок есть, барин, по всякой науке
человек дошлый, — сказал он. — Сем-ка я съезжу к нему с этим песком да покучусь ему испробовать, можно ль из него
золото сделать… Если выйдет из него заправское
золото — ничего не пожалею, что есть добра, все в оборот пущу… А до той поры, гневись, не гневись, Яким Прохорыч, к вашему делу не приступлю, потому что оно покаместь для меня потемки… Да!
Уверения игумна насчет
золота пошатнули несколько в Патапе Максимыче сомненье, возбужденное разговорами Силантья. «Не станет же врать старец Божий, не станет же душу свою ломать — не таков он
человек», — думал про себя Чапурин и решил непременно приняться за
золотое дело, только испробует купленный песок. «Сам игумен советует, а он
человек обстоятельный, не то что Яким торопыга. Ему бы все тотчас вынь да положь».
Попав на дорогу, Сережа с пути не свернул. Вышел из него
человек умный, сильный духом, работящий. Кончив учение, поступил он на службу на сибирские казенные заводы, а потом работал на
золотых промыслах одной богатой компании.
Сергей Андреич живет не по-прежнему, он был уж
человек с достатком и вошел в паи по
золотым приискам…
— Невдомек! — почесывая затылок, молвил Патап Максимыч. — Эка в самом деле!.. Да нет, постой, погоди, зря с толку меня не сшибай… — спохватился он. — На Ветлуге говорили, что этот песок не справское
золото; из него, дескать, надо еще через огонь топить настоящее-то
золото… Такие
люди в Москве, слышь, есть. А неумелыми руками зачнешь тот песок перекалывать, одна гарь останется… Я и гари той добыл, — прибавил Патап Максимыч, подавая Колышкину взятую у Силантья изгарь.
— А чего ради в ихнее дело обещал я идти? — вдруг вскрикнул Патап Максимыч. — Как мне сразу не увидеть было ихнего мошенства?.. Затем я на Ветлугу ездил, затем и маету принимал… чтоб разведать про них, чтоб на чистую воду плутов вывести… А к тебе в город зачем бы приезжать?.. По
золоту ты
человек знающий, с кем же, как не с тобой, размотать ихнюю плутню… Думаешь, верил им?.. Держи карман!.. Нет, друг, еще тот
человек на свет не рожден, что проведет Патапа Чапурина.
— Все, кто тебя ни заверял, — одна плутовская ватага, — сказал наконец Колышкин, — все одной шайки. Знаю этих воров — нагляделся на них в Сибири. Ловки добрых
людей облапошивать: кого по миру пустят, а кого в поганое свое дело до той меры затянут, что пойдет после в казенных рудниках копать настоящее
золото.
Темная история Веры Иевлевны не повредила Манефиной обители. Мать Екатерина, умная и строгая женщина, сумела поддержать былую славу ее. Ни с Москвой, ни с Казанью, ни с уральскими заводами связи не были ею порваны. Правда, к матери Екатерине не привозили осетров и масла с
золотом, а из Москвы именитые купцы перестали наезжать за добытым в скитском подземелье песочком, но подаяния не оскудевали, новая игуменья с нужными
людьми ладить умела.
«Эх, достать бы мне это ветлужское
золото! — думает он. — Другим бы тогда
человеком я стал!.. Во всем довольство, обилье, ото всех почет и сам себе господин, никого не боюсь!.. Иль другую бы девицу либо вдовушку подцепить вовремя, чтоб у ней денежки водились свои, не родительские… Тогда… Ну, тогда прости, прощай, Настасья Патаповна, — не поминай нас лихом…»
— Знаем мы, знаем это
золото, — молвил Пантелей. — Из него мягкую деньгу и куют. Ох, этот лодырь [Лодырь — шатающийся плут, бездельник.] Стуколов!.. Недаром, только взглянул я ему в рожу-то, сердце у меня повернулось… Вот этот
человек так уж истинно на погибель…
Оставшись с глазу на глаз с Алексеем, Патап Максимыч подробно рассказал ему про свои похожденья во время поездки: и про Силантья лукерьинского, как тот ему
золотой песок продавал, и про Колышкина, как он его испробовал, и про Стуколова с Дюковым, как они разругали Силантья за лишние его слова. Сказал Патап Максимыч и про отца Михаила, прибавив, что мошенники и такого Божьего
человека, как видно, хотят оплести.
— Нешто ты, парень, думаешь, что наш чин не любит овчин? — добродушно улыбаясь, сказал Патап Максимыч. — Полно-ка ты. Сами-то мы каких великих боярских родов? Все одной глины горшки!.. А думалось мне на досуге душевно покалякать с твоим родителем…
Человек, от кого ни послышишь, рассудливый, живет по правде… Чего еще?.. Разум
золота краше, правда солнца светлей!.. Об одеже стать ли тут толковать?
Так и рвется, так и наскакивает на него Аксинья Захаровна. Полымем пышет лицо, разгорается сердце, и порывает старушку костлявыми перстами вцепиться в распухшее багровое лицо родимого братца… А когда-то так любовно она водилась с Микешенькой, когда-то любила его больше всего на свете, когда-то певала ему колыбельные песенки, суля в
золоте ходить,
людям серебро дарить…
— Ну, так видишь ли… Игумен-от красноярский, отец Михаил, мне приятель, — сказал Патап Максимыч. —
Человек добрый, хороший, да стар стал — добротой да простотой его мошенники, надо полагать, пользуются. Он, сердечный, ничего не знает — молится себе да хозяйствует, а тут под носом у него они воровские дела затевают… Вот и написал я к нему, чтобы он лихих
людей оберегался, особенно того проходимца, помнишь, что в Сибири-то на
золотых приисках живал?.. Стуколов…
Дивуется небывалый новичок низким поклонам, что ему,
человеку заезжему, незнакомому, отвешивают стоящие за буфетом дородные приказчики и сам сановитый хозяин с дорогими перстнями на пальцах и с
золотой медалью на застегнутой наглухо бархатной жилетке.
Дверь отворилась, в ней показался здоровенный
человек, бритый, в немецком платье, у картуза околыш обшит
золотым галуном… Сробел Алексей. «Должно быть, чиновный, — подумал он, — пожалуй, больше станового. Ишь ты, шапка-то какая!..
Золотом обшита!.. Большого, надо быть, чину!..»
— Сама тех же мыслей держусь, — молвила Дуня. — Что красота! С лица ведь не воду пить. Богатства, слава Богу, и своего за глаза будет; да и что богатство? Сама не видела, а
люди говорят, что через
золото слезы текут… Но как человека-то узнать — добрый ли он, любит ли правду? Женихи-то ведь, слышь, лукавы живут — тихим, кротким, рассудливым всякий покажется, а после венца станет иным. Вот что мне боязно…
Неточные совпадения
— И неправда! И поскорей не думайте больше так! — сказала Кити. — Я тоже была о нем очень низкого мнения, но это, это — премилый и удивительно добрый
человек. Сердце у него
золотое.
Это был очень молодой
человек, лет двадцати двух, с смуглою и подвижною физиономией, казавшеюся старее своих лет, одетый по моде и фатом, с пробором на затылке, расчесанный и распомаженный, со множеством перстней и колец на белых, отчищенных щетками пальцах и
золотыми цепями на жилете.
Зосимов был высокий и жирный
человек, с одутловатым и бесцветно-бледным, гладковыбритым лицом, с белобрысыми прямыми волосами, в очках и с большим
золотым перстнем на припухшем от жиру пальце.
— Бедность не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох, не мог обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами не удержались, — продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, — но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-род-нейший, я вам скажу,
человек, но порох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел — и нет! И все прошло! И в результате одно только
золото сердца! Его и в полку прозвали: «поручик-порох»…
Карандышев. То, господа, что она умеет ценить и выбирать
людей. Да-с, Лариса Дмитриевна знает, что не все то
золото, что блестит. Она умеет отличать
золото от мишуры. Много блестящих молодых
людей окружали ее: но она мишурным блеском не прельстилась. Она искала для себя
человека не блестящего, а достойного…