Неточные совпадения
— Где ее сыщешь? — печально молвил Иван Григорьич. — Не жену надо мне, мать детям нужна. Ни богатства, ни красоты мне не надо, деток бы только любила, заместо бы родной матери была до них. А такую и
днем с огнем не найдешь. Немало я думал, немало на вдов да на девок умом своим вскидывал. Ни единая не
подходит… Ах, сироты вы мои, сиротки горькие!.. Лучше уж вам за матерью следом в сыру землю пойти.
— На добром слове покорно благодарим, Данило Тихоныч, — отвечал Патап Максимыч, — только я так думаю, что если Михайло Данилыч станет по другим местам искать, так много девиц не в пример лучше моей Настасьи найдет. Наше
дело, сударь, деревенское, лесное. Настасья у меня, окроме деревни да скита, ничего не видывала, и мне сдается, что такому жениху, как Михайло Данилыч, вряд ли она под стать
подойдет, потому что не обыкла к вашим городским порядкам.
В самом
деле, волки никак не смели близко
подойти к огню, хоть их, голодных, и сильно тянуло к лошадям, а пожалуй, и к людям.
— Слава Богу, сударыня, — сказала Манефа и, понизив голос, прибавила: — Братец-от очень скорбит, что вы его не посетили… Сам себя бранит, желательно было ему самому приехать к вам позвать к себе, да
дела такие
подошли, задержали. Очень уж он опасается, не оскорбились бы вы…
— Дурак, значит, хоть его сегодня в Новотроицком за чаем и хвалили, — молвил Макар Тихоныч. — Как же в кредит денег аль товару не брать? В долги давать, пожалуй, не годится, а коль тебе деньги дают да ты их не берешь, значит, ты безмозглая голова. Бери, да коль статья
подойдет, сколь можно и утяни, тогда настоящее будет
дело, потому купец тот же стрелец, чужой оплошки должен ждать. На этом вся коммерция зиждется… Много ль за дочерью Залетов дает?
— Дело-то какое! — отвечал Пантелей. — Сам дьявол этого шатуна с острожником
подослал смущать Патапа Максимыча, на погибель вести его… Ах ты, Господи, Господи!.. Что же наш-то сказал, как зачали они манить его на то
дело?
Брусницу сладить —
дело неважное, и подросток сможет, но клепка кос и зубренье серпов не всякому зипуну к рукаву
подойдет.
— Дело-то óпасно, — немного подумав, молвил Василий Борисыч. — Батюшка родитель был у меня тоже человек торговый,
дела большие вел. Был расчетлив и бережлив, опытен и сметлив… А
подошел черный
день, смешались прибыль с убылью, и пошли беда за бедой. В два года в доме-то стало хоть шаром покати… А мне куда перед ним? Что я супротив его знаю?.. Нет, Патап Максимыч, не с руки мне торговое
дело.
Василий Борисыч из обители вышел, и неспешными шагами идет он к большому кресту.
Подошел, остановился, положил перед крестом семипоклонный начал, ровно перед добрым
делом… От креста по узкой тропинке к темному лесочку пошел. Фленушка приметила гостя, только что выбрался он на всполье, голос ему подала.
Подошел к девицам Василий Борисыч.
—
Дела такие
подошли, — ответил Петр Степаныч. — Только что вскрылась Волга — в Астрахань дядя послал; воротился, дедушка помер.
У молодежи накануне Петрова
дня свои хлопоты: последняя «хмелевая ночка»
подходит, завтра надо Кострому [Чучело Ярилы из соломы.
А сам на уме: «И тому не хотел я сказать, как на Ветлугу его посылал, и вон какое
дело вышло… Не было б и теперь чего?.. Не сказать ли уж лучше до отъезда?.. Да нет, нет!.. Тот был сорвиголова, а этот смиренник, тихоня, водой его не замутишь… Лучше после… Опять же как-то и не приходится самому дочь сватать… Обиняком бы как-нибудь. Подошлю-ка я к нему Никитишну!.. Да успеем еще!.. Это
дело не волк — в лес не уйдет!»
— А к тому моя речь, — впóлголоса молвил Сушило,
подойдя к Патапу Максимычу, чтоб работник его не слыхал. — К тому моя речь, что ежели хочешь в покое остаться, пятьюстами целковых снабди… Тебе это плевое
дело, а мне большая подмога. Не то завтра же «репорт» на тебя отправлю.
За два
дня до Казанской Самоквасов поскакал во весь опор в Язвицы к ямщикам.
День был воскресный, в праздничных красных рубахах ямщики играли в городки середь улицы.
Подошел Петр Степаныч, поглядел на них и, заметив молодого парня, что казался всех удалей, заговорил с ним...
Успокоив трудников, за
дело принялся Петр Степаныч. Уложив в тележку свои пожитки и Парашины чемоданы, поехал он из обители. Прощаясь с Таисеей, сказал, что едет в губернский город на неделю, а может, и больше. Заехав за перелесок, поворотил он в сторону и поставил лошадей в кустах. Вскоре
подошел к нему Семен Петрович с Васильем Борисычем.
И в душевном смятенье стал ходить он по горницам; то на одном кресле посидит, то на другом, то к окну
подойдет и глядит на безлюдную улицу, то перед печкой остановится и зачнет медные душники разглядывать… А сам то и
дело всем телом вздрагивает…
Целый
день не то что из дому, к окну близко не
подходил Василий Борисыч и жене не велел
подходить… Очень боялся, чтоб грехом не увидала их Манефа… Оттого и в Осиповку ехать заторопился… «Один конец! — подумал он. — Рано ли, поздно ли, надо же будет ответ держать… Была не была! Поедем!» И на другой
день, на рассвете, поехали.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который
подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
В этот
день весь Глупов был пьян, а больше всех пятый Ивашко. Беспутную оную Клемантинку посадили в клетку и вывезли на площадь; атаманы-молодцы
подходили и дразнили ее. Некоторые, более добродушные, потчевали водкой, но требовали, чтобы она за это откинула какое-нибудь коленце.
Пробыв
день, и она и хозяева ясно чувствовали, что они не
подходят друг к другу и что лучше им не сходиться.
С следующего
дня, наблюдая неизвестного своего друга, Кити заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его женщиной находится уже в тех отношениях, как и с другими своими protégés. Она
подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для женщины, не умевшей говорить ни на одном иностранном языке.
Если б Левин мог понять, как он понимал, почему
подходить к кассе на железной дороге нельзя иначе, как становясь в ряд, ему бы не было обидно и досадно; но в препятствиях, которые он встречал по
делу, никто не мог объяснить ему, для чего они существуют.