— Да уж, видно, надо будет в Осиповку приехать к тебе, — со стонами отвечал Стуколов. — Коли Господь поднимет, праздник-от я у отца Михаила возьму… Ох!..
Господи помилуй!.. Стрельба-то какая!.. Хворому человеку как теперь по распутице ехать?.. Ох… Заступнице усердная!.. А там на Фоминой к тебе буду… Ох!.. Уксусу бы мне, что ли, к голове-то, либо капустки кочанной?..
Неточные совпадения
— Сохрани тебя
Господи и
помилуй!.. — возразила Фленушка. — Говорила тебе и теперь говорю, чтоб про это дело, кроме меня, никто не знал. Не то быть беде на твоей голове.
— Молитесь Богу, дети! — сказал им Иван Григорьич. — Кладите земные поклоны, творите молитву за мной: «Сохрани,
Господи, и
помилуй рабу твою, девицу Агриппину! Воздай ей за добро добром, Владыко многомилостивый!»
Спаси его,
Господи, и
помилуй!
— Постой, постой, мое дитятко,
милая моя, сердечная ты моя девочка!.. Как бы знала ты!.. О
Господи,
Господи, не вмени во грех рабе твоей!.. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей, отжени от мене омрачение помыслов… Уйди, Фленушка, уйди… Кликни Евпраксеюшку с Анафролией… Ступай, ступай!..
«
Помилуй мя,
Господи,
помилуй мя!
— Ай, что ты, матушка! Да сохрани
Господи и
помилуй! Разве мать Виринея не знает, что на это нет твоего благословенья? — сказала София.
— За молитвы святых отец наших,
Господи Исусе Христе сыне Божий,
помилуй нас, — громко возгласила Манефа.
— «
Господи Исусе Христе, сыне Божий,
помилуй нас.
Сохрани,
Господи, от лютого человека и
помилуй меня!..»
— И чувствуй… Должон чувствовать, что хозяин возлюбил… Понимай… Ну, да теперь не про то хочу разговаривать… Вот что… Только сохрани тебя
Господи и
помилуй, коли речи мои в люди вынесешь!..
«За полтину, говорит, я тебе и «
Господи,
помилуй» не скажу»…
Пора бы и Морковкину семьей заводиться, да жениться-то по окольности не на ком: крестьянскую девку взять не хочется, купецкая дочь не пойдет за мирского захребетника, на солдатке жениться зазорно, на мещанке накладно, на поповне спаси
Господи и
помилуй!..
— За молитв святых отец наших,
Господи Исусе Христе, сыне Божий,
помилуй нас.
Оборони,
Господи, и
помилуй от такой напасти…
— Нет уж, благословите, матушка, мне отдохнуть маленько, — ответил Василий Борисыч. — Встали раненько, с ночлега поехали с солнышком вместе, а дороги-то у вас, спаси,
Господи, и
помилуй.
— Ах ты,
Господи,
Господи! — пуще прежнего горевала Таисея. — Что тут делать?.. Матушка!.. Подумай — ведь это чуть не четвертая доля всего нашего доходу!.. Надо будет совсем разориться!..
Помилуй ты нас, матушка, помилосердуй ради Царя Небесного… Как Бог, так и ты.
— «
Господи Исусе Христе, сыне Божий,
помилуй нас. Аминь. Радостей райских и преблаженныя жизни в горних искательнице, святопочивших, славных и добропобедных…»
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «
Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
Неточные совпадения
Городничий.
Господи,
помилуй нас, грешных! Где же он там живет?
—
Господи,
помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
— Так вы думаете, что может быть благополучно?
Господи,
помилуй и помоги! — проговорил Левин, увидав свою выезжавшую из ворот лошадь. Вскочив в сани рядом с Кузьмой, он велел ехать к доктору.
О
господи!
помилуй грешных нас!
— Ничего, матушка, не беспокойся. Ему хорошо.
Господи,
помилуй нас грешных, — продолжал он вполголоса свою молитву. Василий Иванович пожалел свою старушку; он не захотел сказать ей на ночь, какое горе ее ожидало.