Неточные совпадения
— Нет, Пантелеюшка, не говори этого, родимой, — возразила хозяйка и, понизив
голос, за тайну
стала передавать ему: — Свибловский поп, приходский-то здешний, Сушилу знаешь? — больно
стал злобствовать на Патапа Максимыча.
Бросила горшки свои Фекла; села на лавку и, ухватясь руками за колена, вся вытянулась вперед, зорко глядя на сыновей. И вдруг
стала такая бледная, что краше во гроб кладут. Чужим теплом Трифоновы дети не грелись, чужого куска не едали, родительского дома отродясь не покидали. И никогда у отца с матерью на мысли того не бывало, чтобы когда-нибудь их сыновьям довелось на чужой стороне хлеб добывать. Горько бедной Фекле. Глядела, глядела старуха на своих соколиков и заревела в источный
голос.
Настя отерла слезы передником и отняла его от лица. Изумились отец с матерью, взглянув на нее. Точно не Настя, другая какая-то девушка
стала перед ними. Гордо подняв голову, величаво подошла она к отцу и ровным, твердым, сдержанным
голосом, как бы отчеканивая каждое слово, сказала...
Долго в своей боковушке рассказывала Аксинья Захаровна Аграфене Петровне про все чудное, что творилось с Настасьей с того дня, как отец сказал ей про суженого. Толковали потом про молодого Снежкова. И той и другой не пришелся он по нраву. Смолкла Аксинья Захаровна, и вместо плаксивого ее
голоса послышался легкий старушечий храп: започила сном именинница. Смолкли в светлице долго и весело щебетавшие Настя с Фленушкой. Во всем дому
стало тихо, лишь в передней горнице мерно стучит часовой маятник.
— Живет у меня молодой парень, на все дела руки у него золотые, — спокойным
голосом продолжал Патап Максимыч. — Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне — башка разумная. А я стар
становлюсь, сыновьями Господь не благословил, помощников нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так, знаешь, исподволь, помаленько домовое хозяйство на руки сдать… А там что Бог даст…
И
голос Виринеи все мягче и мягче
становился; не прошло трех-четырех минут, обычным добродушным
голосом говорила она пристававшим к ней девицам...
Проводя игуменью, все
стали вокруг столов. Казначея мать Таифа, как старейшая, заняла место настоятельницы. Подали в чашках кушанье, Таифа ударила в кандию, прочитали молитву перед трапезой, сели и
стали обедать в строгом молчании. Только один резкий
голос канонницы, нараспев читавшей житие преподобного Ефрема Сирина, уныло раздавался в келарне.
— Врать, что ли,
стану? — закричал Гаврила Маркелыч, да так, что жена маленько вздрогнула. — Посватался, — прибавил он, понизив
голос.
— Молчи, говорят тебе, — топнув ногой, не своим
голосом крикнула Настя. — Бессовестный ты человек!.. Думаешь, плакаться буду, убиваться?.. Не на такую напал!.. Нипочем сокрушаться не
стану… Слышишь — нипочем… Только вот что скажу я тебе, молодец… Коль заведется у тебя другая — разлучнице не жить… Да и тебе не корыстно будет… Помни мое слово!
— Вся власть твоя, батюшка Патап Максимыч, — кричал он охрипшим
голосом. — Житья не
стало от паскудных твоих работников.
Холодно
стало, но звонкие песни не молкнут — стоном стоят
голоса…
Став на верхней ступени часовенной паперти, выпрямилась она во весь рост и повелительным, давно не слышанным в обители
голосом крикнула...
И, долго не думавши, по лесному обычаю
стал изо всей силы дубасить в дверь кулаками, крича в истошный
голос...
— Ох, искушение!.. Вот чепухи-то нагородили!.. — едва слышным
голосом промолвил Василий Борисыч и тотчас заметил, что слушатели
стали кидать на него недобрые взгляды.
Возвысив
голос, громко и протяжней прежнего
стал читать старик...
Только что смолкли
голоса, парень
стал продолжать...
— Нет уж, Марко Данилыч, Василья Борисыча не мне
стать началить, — повысив несколько
голос, ответила уставщица. — Другого такого начетчика по всему христианству нет…
— Сама знаешь чего!.. Не впервой говорить!.. — молящим
голосом сказал Самоквасов. — Иссушила ты меня, Фленушка!.. Жизни
стал не рад!.. Чего тебе еще?.. Теперь же и колода у меня свалилась — прадед покончился, — теперь у меня свой капитал; из дядиных рук больше не буду смотреть… Согласись же? Фленушка!.. Дорогая моя!.. Ненаглядное мое солнышко!..
— За тобой-то ходить стоскуюсь я, матушка? — с живостью воскликнула Фленушка, и слезы, искренние слезы послышались в ее
голосе. — За что ж ты меня таково обижаешь?.. Да я ради тебя не то что спокой, жизнь готова отдать… Ах, матушка, матушка!.. Не знаешь ты, что одна только ты завсегда во всех моих помышлениях… Тебя не
станет — во гроб мне ложиться!..
Едва показалась на крыльце мать Манефа, пришлые богомольцы
стали ей кланяться, и далеко разносились сотни
голосов, благодаривших гостеприимную игуменью и желавших ей со всей обителью доброго здравия и вечного спасения.
Древнюю старицу те словеса не смутили. Вспыхнули жизнью потухшие очи, бледным румянцем покрылись впалые щеки, стрелой выпрямился согбенный под бременем старости
стан Клеопатры, встала она и, высóко подняв костлявую руку с двуперстным крестом, дрожавшим
голосом покрыла все
голоса...
Через несколько времени отлегло нá сердце у канонницы. Подняла она голову, села на постель, мутным взором окинула стоявших девиц и, сложив на коленях руки,
стала причитать в истошный
голос...
— Ладно, — упалым
голосом, жалобно промолвил Патап Максимыч и молча
стал смотреть на реку.
Неточные совпадения
Как идол
стал // На полосу, // Стоит, поет // Без
голосу:
Вдруг недалеко с края леса прозвучал контральтовый
голос Вареньки, звавший Гришу, и радостная улыбка выступила на лицо Сергей Ивановича, Сознав эту улыбку, Сергей Иванович покачал неодобрительно головой на свое состояние и, достав сигару,
стал закуривать.
Когда она увидала опять эти спокойные жесты, услыхала этот пронзительный, детский и насмешливый
голос, отвращение к нему уничтожило в ней прежнюю жалость, и она только боялась, но во что бы то ни
стало хотела уяснить свое положение.
В одну минуту он так перемесил всё это общественное тесто, что
стала гостиная хоть куда, и
голоса оживленно зазвучали.
Далее всё было то же и то же; та же тряска с постукиваньем, тот же снег в окно, те же быстрые переходы от парового жара к холоду и опять к жару, то же мелькание тех же лиц в полумраке и те же
голоса, и Анна
стала читать и понимать читаемое.