Неточные совпадения
— Может, и
есть, да не из той тучи, — сказала Фленушка. — Полно-ка, Марьюшка:
удалой долго не думает, то ли, се ли
будет, а коль вздумано, так отлынивать нечего. Помни, что смелому горох хлебать, а несмелому и редьки не видать… А в шелковых сарафанах хорошо щеголять?.. А?.. Загуляем, Маруха?.. Отписывай в Саратов: приезжай, мол, скорей.
—
Будет так
будет, а не
будет, так что-нибудь да
будет, — отрезала Фленушка и громко запела
удалую песню...
Один статный такой из себя, черный волос, румянец во всю щеку, ходит ребром, глядит козырем,
удаль, беззаботность на лице писаны, глаза только вслух не говорят: «валяй, не гляди, что
будет впереди», одет, острижен совсем «по-немецкому».
— Перед тем как меня из обители красть, надо тебе поучиться, — сказала Фленушка. — Я бы поглядела, сколь в тебе
удали есть…
— А ты лучше женись, да остепенись, дело-то
будет вернее, — сказала на то Таисея. — Всякому человеку свой предел. А на иноческое дело ты не сгодился. Глянь-ко в зеркальце-то, посмотри-ка на свое обличье. Щеки-то
удалью пышут, глаза-то горят — не кафтырь с камилавкой, девичья краса у тебя на уме.
За два дня до Казанской Самоквасов поскакал во весь опор в Язвицы к ямщикам. День
был воскресный, в праздничных красных рубахах ямщики играли в городки середь улицы. Подошел Петр Степаныч, поглядел на них и, заметив молодого парня, что казался всех
удалей, заговорил с ним...
— Со всеми, братцы, не сговоришь, а мешкать мне не доводится, — молвил им Самоквасов. — Дело со всеми, а толковать
буду с одним. Как тебя звать? — спросил он, обращаясь к тому, что показался ему всех
удалей.
Немного прошло времени, вдали показались язвицкие тройки. Впереди ехал в тарантасе
удалой Федор. На телегах сидело десять молодцов, все в одинаких красных рубахах. Подъехав к Самоквасову, они
было загорланили.
Теперь пожарное дело в Москве доведено до совершенства, люди воспитанны, выдержанны, снабжены всем необходимым. Дисциплина образцовая — и та же
былая удаль и смелость, но сознательная, вооруженная технической подготовкой, гимнастикой, наукой… Быстрота выездов на пожар теперь измеряется секундами. В чистой казарме, во втором этаже, дежурная часть — одетая и вполне готовая. В полу казармы широкое отверстие, откуда видны толстые, гладко отполированные столбы.
Три дня старик медлил; но от вице-губернатора получено было новое полуофициальное письмо, в котором он говорил, что ежели его превосходительству неугодно
будет удалить секретаря Медиокритского, то он вынужденным найдется просить министерство о назначении себя в другую губернию.
— Они объясняли это, что меня проклял не Фотий, а митрополит Серафим […митрополит Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский, 1763—1843) — видный церковный деятель, боровшийся с мистическими течениями в русской религиозной мысли.], который немедля же прислал благословение Фотию на это проклятие, говоря, что изменить того, что сделано, невозможно, и что из этого даже может произойти добро, ибо ежели царь, ради правды, не хочет любимца своего низвергнуть, то теперь, ради стыда, как проклятого, он должен
будет удалить.
Многие из них пировали у Вяземского. Они сидели за кубками и
пели удалые песни. Услышав звон, они вскочили и надели черные рясы поверх богатых кафтанов, а головы накрыли высокими шлыками.
Кирша
был удалой наездник, любил подраться, попить, побуянить; но и в самом пылу сражения щадил безоружного врага, не забавлялся, подобно своим товарищам, над пленными, то есть не резал им ни ушей, ни носов, а только, обобрав с ног до головы и оставив в одной рубашке, отпускал их на все четыре стороны.
Неточные совпадения
Вдруг песня хором грянула //
Удалая, согласная: // Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а не валятся, // Идут рядком,
поют, //
Поют про Волгу-матушку, // Про
удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла вся дороженька, // Одна та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, // По сердцу по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
— Ведь он уж стар
был, — сказал он и переменил разговор. — Да, вот поживу у тебя месяц, два, а потом в Москву. Ты знаешь, мне Мягков обещал место, и я поступаю на службу. Теперь я устрою свою жизнь совсем иначе, — продолжал он. — Ты знаешь, я
удалил эту женщину.
С душою, полной сожалений, // И опершися на гранит, // Стоял задумчиво Евгений, // Как описал себя пиит. // Всё
было тихо; лишь ночные // Перекликались часовые; // Да дрожек отдаленный стук // С Мильонной раздавался вдруг; // Лишь лодка, веслами махая, // Плыла по дремлющей реке: // И нас пленяли вдалеке // Рожок и песня
удалая… // Но слаще, средь ночных забав, //
Напев Торкватовых октав!
И вы, красотки молодые, // Которых позднею порой // Уносят дрожки
удалые // По петербургской мостовой, // И вас покинул мой Евгений. // Отступник бурных наслаждений, // Онегин дома заперся, // Зевая, за перо взялся, // Хотел писать — но труд упорный // Ему
был тошен; ничего // Не вышло из пера его, // И не попал он в цех задорный // Людей, о коих не сужу, // Затем, что к ним принадлежу.
Он так хорошо умел скрывать от других и
удалять от себя известную всем темную, наполненную мелкими досадами и огорчениями сторону жизни, что нельзя
было не завидовать ему.