Неточные совпадения
Ни зеркальца, ни картинки на стене, ни занавески, ни горшков с бальзамином и розанелью на окнах, столь обычных в Комарове и других чернораменских
обителях, в заводе не было у красноярской
братии.
— Мать Таифа, — сказала игуменья, вставая с места. — Тысячу двадцать рублев на ассигнации разочти как следует и, по чем придется, сиротам раздай сегодня же. И ты им на Масленицу сегодня же все раздай, матушка Виринея… Да голодных из
обители не пускай, накорми сирот чем Бог послал. А я за трапезу не сяду. Неможется что-то с дороги-то, — лечь бы мне, да боюсь: поддайся одной боли да ляг — другую наживешь; уж как-нибудь, бродя, перемогусь. Прощайте, матери, простите,
братия и сестры.
А на расходы Манефа деньги выдавала от имени ктитора
обители,
брата своего родного по плоти, скитского заступника и во всем оберегателя Патапа Максимыча.
А милостыню по нищей
братии раздавали шесть недель каждый Божий день. А в Городецкую часовню и по всем
обителям Керженским и Чернораменским разосланы были великие подаяния на службы соборные, на свечи негасимые и на большие кормы по трапезам… Хорошо, по всем порядкам, устроил душу своей дочери Патап Максимыч.
Неточные совпадения
— Нашего
брата, странника, на святой Руси много, — продолжал Пименов, — в иную
обитель придешь, так даже сердце не нарадуется, сколь тесно бывает от множества странников и верующих. Теперь вот далеко ли я от дому отшел, а и тут попутчицу себе встретил, а там: что ближе к святому месту подходить станем, то больше народу прибывать будет; со всех, сударь, дорог всё новые странники прибавляются, и придешь уж не один, а во множестве… так, что ли, Пахомовна?
Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным
обителям, наконец пришел к моей чудовской
братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога…
Братию вывел из затруднения келарь Пафнутий, который вечером вернулся от всенощной из Дивьей
обители. Старик пришел в одном подряснике и без клобука. Случалось это с ним, когда он в Служней слободе у попа Мирона «ослабевал» дня на три, а теперь келарь был чист, как стеклышко. Обступила его монашеская
братия и немало дивилась случившейся оказии.
— Имею большую причину от игумена Моисея, — жаловался дьячок Арефа товарищам по несчастью. — Нещадно он бил меня шелепами [Шелепы — мешки с песком. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)]… А еще измором морил на всякой своей монастырской работе. Яко лев рыкающий, забрался в нашу святую
обитель… Новшества везде завел, с огнепальною яростию работы египетские вменил… Лютует над своею монастырскою
братией и над крестьянами.
— Они тут внушают мне и людям, будто я мудрый; это, конечно, ради выгоды
обители, для приманки людей. А для меня — это должность трудная. Это,
брат, строгое дело! Чем утешать-то? Терпите, говорю. А — вижу: терпеть надоело всем. Надейтесь, говорю. А на что надеяться? Богом не утешаются. Тут ходит пекарь…