Неточные совпадения
Жил старый Трифон Лохматый да
Бога благодарил. Тихо жил, смирно, с соседями в любви да в совете;
добрая слава шла про него далеко. Обиды от Лохматого никто не видал, каждому человеку он по силе своей рад был сделать
добро. Пуще всего не любил мирских пересудов. Терпеть не мог, как иной раз дочери, набравшись вестей на супрядках аль у колодца, зачнут языками косточки кому-нибудь перемывать.
Детство и молодость Никитишна провела в горе, в бедах и страшной нищете. Казались те беды нескончаемыми, а горе безвыходным. Но никто как
Бог, на него одного полагалась сызмальства Никитишна, и не постыдил Господь надежды ее; послал старость покойную: всеми она любима, всем довольна,
добро по силе ежечасно может творить. Чего еще? Доживала старушка век свой в радости, благодарила
Бога.
Раза три либо четыре Патап Максимыч на свои руки Микешку брал. Чего он ни делал, чтоб направить шурина на
добрый путь, как его ни усовещивал, как ни бранил, ничем не мог пронять. Аксинья Захаровна даже ненавидеть стала брата, несмотря на сердечную доброту свою. Совестно было ей за него, и часто грешила она: просила на молитве
Бога, чтоб послал он поскорей по душу непутного брата.
Хозяйка у него была молодая, всего двадцати двух лет, но такое сокровище, что дай
Бог всякому
доброму человеку.
Не мое и не ихне
добро, что мы нажили: его
Бог ради Груни послал.
—
Добрыми делами, Груня, воздашь, — сказал Патап Максимыч, гладя по голове девушку. — Молись, трудись, всего паче бедных не забывай. Никогда, никогда не забывай бедных да несчастных. Это
Богу угодней всего…
— Молитесь
Богу, дети! — сказал им Иван Григорьич. — Кладите земные поклоны, творите молитву за мной: «Сохрани, Господи, и помилуй рабу твою, девицу Агриппину! Воздай ей за
добро добром, Владыко многомилостивый!»
И прошла слава по Заволжью про молодую жену вихоревского тысячника.
Добрая слава, хорошая слава!.. Дай
Бог всякому такой славы, такой
доброй по людям молвы!
— Вот, Авдотьюшка, пятый год ты, родная моя, замужем, а деток
Бог тебе не дает… Не взять ли дочку приемную, богоданную? Господь не оставит тебя за
добро и в сей жизни и в будущей… Знаю, что достатки ваши не широкие, да ведь не объест же вас девочка… А может статься, выкупят ее у тебя родители, — люди они хорошие, богатые, деньги большие дадут, тогда вы и справитесь… Право, Авдотьюшка, сотвори-ка
доброе дело, возьми в дочки младенца Фленушку.
— Пять лет… шестой… — медленно проговорила игуменья и улыбнулась. — Это выходит — она в тот год родилась, как ты в обитель вступила. Ну что ж!
Бог благословит на
доброе дело.
—
Бог вас спасет, матери, — поклонясь, молвила игуменья. —
Добро, что порядок блюли и Божию службу справляли как следует. А что Марья Гавриловна, здорова ли? — осведомилась мать Манефа.
— Не бывает разве, что отец по своенравию на всю жизнь губит детей своих? — продолжала, как полотно побелевшая, Марья Гавриловна, стоя перед Манефой и опираясь рукою на стол. — Найдет, примером сказать, девушка человека по сердцу, хорошего,
доброго, а родителю забредет в голову выдать ее за нужного ему человека, и начнется тиранство… девка в воду, парень в петлю… А родитель руками разводит да говорит: «Судьба такая!
Богу так угодно».
— Полно… не круши себя, — говорил Пантелей, гладя морщинистой рукой по кудрям Алексея. — Не ропщи…
Бог все к
добру строит: мы с печалями, он с милостью.
— Ну, полно, полно же… перестань, девонька… Не слези своих глазынек… Ведь это я так только с досады молвила.
Бог милостив, не помру, не пристроивши вас за
добрых людей… Молитесь
Богу, девоньки, молитесь хорошенько… Он, свет, не оставит вас.
— Великий благодетель нам Петр Спиридоныч, дай ему, Господи,
доброго здравия и души спасения, — молвила мать Назарета. — День и ночь за него
Бога молим. Им только и живем и дышим — много милостей от него видим… А что, девицы, не пора ль нам и ко дворам?.. Покуда матушка Манефа не встала, я бы вот чайком Василья-то Борисыча напоила… Пойдем-ка, умницы, солнышко-то стало низенько…
Бог и
добрые люди тебя за то не оставят, а от меня, старика, вот какая тебе речь пойдет.
— Неладное, сынок, затеваешь, — строго сказал он. — Нет тебе нá это моего благословенья. Какие ты милости от Патапа Максимыча видел?.. Сколь он добр до тебя и милостив!.. А чем ты ему заплатить вздумал?.. Покинуть его, иного места тайком искать?.. И думать не моги! Кто
добра не помнит,
Бог того забудет.
— Вестимо дело, надо оглядеться, — согласился Трифон. — Твое дело еще темное, свету только что в деревне и видел… на чужой стороне поищи разума, поучись вкруг
добрых людей, а там что
Бог велит. Когда рожь, тогда и мера.
— Что же? Слава
Богу, что пособляет
доброму человеку справляться, — молвил на те речи Михайло Васильич.
Ну, думаю: «Буди, Господи, воля твоя…» И уж за камилавку совсем было взялся, да вспомнилось отцу келарю — дай
Бог ему
доброго здоровья и душу спасти, — вспомнилось ему, что из келарного чулана сделана у них лазейка в сад…
— А то как же? — ответила знахарка. — Без креста, без молитвы ступить нельзя!.. Когда травы сбираешь, корни копаешь — от Господа дары принимаешь… Он сам тут невидимо перед тобой стоит и ангелам велит помогать тебе… Велика тайна в том деле, красавица!.. Тут не суетное и ложное —
доброе, полезное творится, —
Богу во славу, Божьему народу во здравие, от лютых скорбей во спасение.
Добрые о́т
Бога, темные от врага идут.
— Да вы не бойтесь, сударыня Марья Гавриловна, — отвечала ей Таня. — Она ведь предобрая и все с молитвой делает. Шагу без молитвы не ступит. Корни роет — «Богородицу» читает, травы сбирает — «Помилуй мя, Боже». И все, все по-Божественному, вражьего нет тут нисколько… Со злобы плетут на нее келейницы; обойдите деревни, любого спросите, всяк скажет, что за елфимовскую Наталью денно и нощно все
Бога молят. Много пользы народу она делает. А уж какая разумная, какая
добрая, и рассказать того невозможно.
И
Бог знает, чем бы это кончилось, если б шедшие гуськом богомольцы не дошли, наконец, до маленькой полянки, середь которой стоял почерневший от дождей и ветхости, ягелем поросший гóлубец. То была гробница
добрым подвигом подвизавшейся матери Фотиньи.
— Дивен
Бог во святых его, — подняв глаза к небу, с умилением проговорил Василий Борисыч. Поклонясь Иосифу, он промолвил: — Благодарен остаюсь на
добром поученье.
Аще же между вас есть некие сумнящиеся и яко жидове глаголющие: «От Назарета может ли что
добро быти?» — таковые ныне да восчувствуют Божие промышление и да воскликнут с нами едиными усты и единым сердцем: «Кто
Бог велик, яко
Бог наш?
Бог наш на небеси и на земли вся елика восхоте сотвори!» А если пожелает кто поподробну излюбопытствовать, того ради посылаем подателя сего послания Василия Борисыча, мужа учительна, разумна, знающа силу Божественных Писаний и самолично зревшего
доброе устроение заграничныя святыя митрополии и все чины и службы в ней соблюдаемые.
— Хорошо говорила ты, Авдотья Марковна, — нежно целуя ее, молвила Аграфена Петровна. — Жаль, что этот Самоквасов помешал договорить тебе мысли свои. Хорошие мысли, Дунюшка,
добрые!.. Будешь людям мила, будешь
Богу угодна; коль всегда такой себя соблюдешь,
Бог не оставит, счастья пошлет.
— Сама тех же мыслей держусь, — молвила Дуня. — Что красота! С лица ведь не воду пить. Богатства, слава
Богу, и своего за глаза будет; да и что богатство? Сама не видела, а люди говорят, что через золото слезы текут… Но как человека-то узнать —
добрый ли он, любит ли правду? Женихи-то ведь, слышь, лукавы живут — тихим, кротким, рассудливым всякий покажется, а после венца станет иным. Вот что мне боязно…
— Молись же
Богу, чтоб он скорей послал тебе человека, — сказала Аграфена Петровна. — С ним опять, как в детстве бывало, и светел и радошен вольный свет тебе покажется, а людская неправда не станет мутить твою душу. В том одном человеке вместится весь мир для тебя, и, если будет он жить по
добру да по правде, успокоится сердце твое, и больше прежнего возлюбишь ты
добро и правду. Молись и ищи человека. Пришла пора твоя.
— Не в свахи, а вместо матери, — перервала ее Дуня. — Не привел Господь матушке меня выростить. Не помню ее, по другому годочку осталась. А от тебя, Грунюшка, столь много
добра я видела, столько много хороших советов давала ты мне, что я на тебя как на мать родную гляжу. Нет, уж если
Бог велит, ты вместо матери будь.
—
Бог благословит, — с довольством улыбаясь, ответила мать Виринея. — Экой ты
добрый какой, — прибавила она, гладя рукой по плечу Петра Степаныча.