Неточные совпадения
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы?
У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда
у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и
банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны люди и деньги.
Дела Галактиона шли попрежнему. Бубновский конкурс мог тянуться бесконечно. Но его интересовал больше всех устав нового
банка, который писал Штофф. По этому делу Галактион несколько раз был
у Стабровского, где велись предварительные обсуждения этого устава, причем Стабровский обязательно вызывал Ечкина. Этот странный человек делал самые ценные замечания, и Стабровский приходил в восторг.
Встреча с Лиодором в Кунаре окончательно вырешила дело. Галактион дальше не мог оставаться
у тестя. Он нанял себе небольшую квартирку за хлебным рынком и переехал туда с семьей. Благодаря бубновскому конкурсу он мог теперь прожить до открытия
банка, когда Штофф обещал ему место члена правления с жалованьем в пять тысяч.
Этот разговор с Ермилычем засел
у писаря в голове клином. Вот тебе и
банк!.. Ай да Ермилыч, ловко! В Заполье свою линию ведут, а Ермилыч свои узоры рисует. Да, штучка тепленькая, коли на то пошло. Писарю даже сделалось смешно, когда он припомнил родственника Карлу, мечтавшего о своем кусочке хлеба с маслом. Тут уж дело пахло не кусочком и не маслом.
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и те понимают, что попрежнему жить нельзя. Было время, да отошло… да…
У него опять заходил в голове давешний разговор с Ермилычем. Ведь вот человек удумал штуку. И как еще ловко подвел. Сам же и смеется над городским
банком. Вдруг писаря осенила мысль. А что, если самому на манер Ермилыча, да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
— Как это он мне сказал про свой-то
банк, значит, Ермилыч, меня точно осенило. А возьму, напримерно, я, да и открою ссудную кассу в Заполье, как ты полагаешь? Деньжонок
у меня скоплено тысяч за десять, вот рухлядишку побоку, — ну, близко к двадцати набежит. Есть другие мелкие народы, которые прячут деньжонки по подпольям… да. Одним словом, оборочусь.
— А!.. Едва ли он будет здесь.
У них открытие
банка.
— Он и без этого получил больше всех нас, — спокойно объяснял Стабровский в правлении
банка. — Вы только представьте себе, какая благодарная роль
у него сейчас… О, он не будет напрасно терять дорогого времени! Вот посмотрите, что он устроит.
И
у всех уж на уме: не хватит своего капитала, в
банке прихвачу и оборочусь.
— Ах, сколько дела! — повторял он, не выпуская руки Галактиона из своих рук. — Вы меня, господа, оттерли от
банка, ну, да я и не сержусь, — где наше не пропало?
У меня по горло других дел. Скажите, Луковников дома?
Галактион действительно целую зиму провел в поездках по трем уездам и являлся в Заполье только для заседаний в правлении своего
банка. Он начинал увлекаться грандиозностью предстоявшей борьбы и работал, как вол. Домой он приезжал редким гостем и даже как-то не удивился, когда застал
у себя Харитину, которая только что переехала к нему жить.
— Так, так… Сказывают, что запольские-то купцы сильно начали закладываться в
банке. Прежде-то этого было не слыхать… Нынче
у тебя десять тысяч, а ты затеваешь дело на пятьдесят. И сам прогоришь, да на пути и других утопишь. Почем
у вас берут-то на заклад?
Своих денег
у него, конечно, было немного, но обещает помочь Стабровский, когда закончится война с Прохоровым и будет получаться отступное, а затем можно будет прихватить часть в
банке, а другую часть кое
у кого из знакомых.
— Справки наводить приезжал, — сообщил Замараев шепотом Харченке. — Знает, где жареным пахнет. В последнее-то время тятенька на фабрике векселями отдувался, — ну, а тут после богоданной маменьки наследство получит. Это хоть кому любопытно… Всем известно, какой капитал
у маменьки в
банке лежит. Ох, грехи, грехи!.. Похоронить не дадут честь-честью.
Нападение Лиодора и Булыгина не повторилось. Они удовольствовались получением своих денег из
банка и пропали в Кунаре. Дом и остальное движимое подлежало публичной продаже для удовлетворения кредиторов. Разорение получалось полное, так что
у Харитона Артемьича не оставалось даже своего угла. Тут уж над ним сжалились дочери и в складчину уплатили следовавшую кредиторам восьмую часть. Отказалась уплатить свою часть только одна писариха Анна.
— Нечего сказать, хороша суета!.. А ты-то зачем приехал к нам? Небойсь в
банк хочешь закладываться? Ха-ха…
У всех теперь одна мода, а ваши мучники готовы кожу с себя заложить.
— Так, так, сватушка.
У тебя и рука в
банке своя… Галактион-то вызволит.
— А затем, сватушка, что три сына
у меня. Хотел каждому по меленке оставить, чтобы родителя поминали… Ох, нехорошо!.. Мучники наши в
банк закладываются, а мужик весь хлеб на базары свез. По деревням везде ситцы да самовары пошли… Ослабел мужик. А тут водкой еще его накачивают… Все за легким хлебом гонятся да за своим лакомством. Что только и будет!..
— Папаша, знаете, неудобно просить за своих… Этого
у нас не водится. В
банке все равны и нет родственников.
— Так, так… То-то нынче добрый народ пошел: все о других заботятся, а себя забывают. Что же, дай бог… Посмотрел я в Заполье на добрых людей… Хорошо. Дома понастроили новые, магазины с зеркальными окнами и все перезаложили в
банк. Одни строят, другие деньги на постройку дают — чего лучше? А тут еще: на, испей дешевой водочки… Только вот как с закуской будет? И ты тоже вот добрый
у меня уродился: чужого не жалеешь.
У нас вообще принято как-то легко смотреть на роль
банков, вернее — никак не смотреть.
Все, знавшие Ечкина, смеялись в глаза и за глаза над его новой затеей, и для всех оставалось загадкой, откуда он мог брать денег на свою контору. Кроме долгов,
у него ничего не было, а из векселей можно было составить приличную библиотеку. Вообще Ечкин представлял собой какой-то непостижимый фокус. Его новая контора служила несколько дней темой для самых веселых разговоров в правлении Запольского
банка, где собирались Стабровский, Мышников, Штофф и Драке.
— Ну, хорошо. Поезжайте теперь на мельницу с богом, а потом я сам привезу. В
банке у меня деньги.
— И
у меня тоже, — отозвался Штофф. — Интересно, выдержат ли наши патентованные несгораемые шкафы в
банке… Меня это всего больше занимает. Ведь все равно когда-нибудь мы должны были сгореть.
Разорение ушло далеко в степь. Киргиз Шахма держался только
банком, Сашка Горохов разорился и спился, винокур Прохоров, хотя и держался, но тоже был в худых душах.
У банка была какая-то задача систематически разорять всех.
—
У тебя, как
у лисы, тысячи думушек, — добродушно шутил над ним Луковников. — Оба, брат, мы с тобой, как в сказке лиса, попали банковской бабе на воротник…
У банка-то одна думушка!
— Тоже вот от доброты началось, — вздыхал он. — Небойсь мужички в
банк не идут, а
у меня точно к явленной иконе народ прет.
Недоразумение выходило все из-за того же дешевого сибирского хлеба. Компаньоны рассчитывали сообща закупить партию, перевести ее по вешней воде прямо в Заполье и поставить свою цену. Теперь благодаря пароходству хлебный рынок окончательно был в их руках. Положим, что наличных средств для такой громадной операции
у них не было, но ведь можно было покредитоваться в своем
банке. Дело было вернее смерти и обещало страшные барыши.
Дело в том, что поместил его в
банк на службу Галактион, на которого он молился, а теперь
у Галактиона вышли «контры» с Штоффом и самим Мышниковым.