Неточные совпадения
— Какое
же это место?
Тут надо какую плотину — страшно вымолвить… Да и весной вода вон куда поднимается.
— Что
же тут мудреного? Харитину как увидят, так и влюбятся. Уж такая уродилась… Она у меня сколько женихов отбила. И ты тоже женился бы на ней, если бы не отец.
— Ты это что
же затеваешь-то? — ворчал Михей Зотыч. — Мы
тут вот мучку мелем, а ты хлеб собираешься изводить на проклятое зелье.
— Что
же тут особенного? — с раздражением ответила она. — Здесь все пьют. Сколько раз меня пьяную привозили домой. И тоже ничего не помнила. И мне это нравится. Понимаешь: вдруг ничего нет, никого, и даже самой себя. Я люблю кутить.
Что было
тут говорить? Больной несколько раз избавлялся от своих галлюцинаций, а потом начиналась та
же история.
— А между тем обидно, Тарас Семеныч. Поставьте себя на мое место. Ведь еврей такой
же человек. Среди евреев есть и дураки и хорошие люди. Одним словом, предрассудок. А что верно, так это то, что мы люди рабочие и из ничего создаем капиталы. Опять-таки: никто не мешает работать другим. А если вы не хотите брать богатства, которое лежит вот
тут, под носом… Упорно не хотите. И средства есть и энергия, а только не хотите.
— При чем
же я
тут? Вы будете ссориться, а я отвечай.
«Ну, ушла к отцу, что
же из этого? — раздумывал Галактион. — Ну, будут дети расти у дедушки, что
же тут хорошего? Пьянство, безобразие, постоянные скандалы. Ах, Серафима, Серафима!»
В малыгинском доме поднялся небывалый переполох в ожидании «смотрин».
Тут своего горя не расхлебаешь: Лиодор в остроге, Полуянов пойдет на поселение, а
тут новый зять прикачнулся. Главное, что в это дело впуталась Бубниха, за которую хлопотала Серафима. Старушка Анфуса Гавриловна окончательно ничего не понимала и дала согласие на смотрины в минуту отчаяния. Что
же, посмотрят — не съедят.
— А вы
тут засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь, счастливый, что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне… да. Жаль, хороший был человек. Тоже вот и про банк ваш наслышались. Что
же, в добрый час… По другим городам везде банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те времена.
— А за доктора… Значит, сама нашла свою судьбу. И то сказать, баба пробойная, — некогда ей горевать. А я
тут встретил ее брата, Голяшкина. Мы с ним дружки прежде бывали. Ну, он мне все и обсказал. Свадьба после святок… Что
же, доктор маху не дал. У Прасковьи Ивановны свой капитал.
— Большим кораблям большое плавание, а мы около бережку будем ползать… Перед отъездом мы с попом Макаром молебствие отслужили угодникам бессребренникам. Как
же, все по порядку. Тоже и мы понимаем, как и што следует: воздадите кесарево кесарю… да. Главная причина, Галактион Михеич, что жаль мелкие народы. Сейчас-то они вон сто процентов платят, а у меня будут платить всего тридцать шесть… Да там еще кланялись сколько, да еще отрабатывали благодарность, а
тут на, получай, и только всего.
Замараев только угнетенно вздохнул. Очень уж легко нынче в Заполье о деньгах разговаривают. Взять хотя того
же Галактиона. Давно ли по красному билету занимал, а
тут и сотенной не жаль. Совсем малодушный человек.
— О тебе
же заботился. В самом деле, Харитина, будем дело говорить. К отцу ты не пойдешь, муж ничего не оставил, надо
же чем-нибудь жить? А
тут еще подвернутся добрые люди вроде Ечкина. Ведь оно всегда так начинается: сегодня смешно, завтра еще смешнее, а послезавтра и поправить нельзя.
— Какая
же тут ошибка? Жена ваша и капитал, значит, ваш, то есть тот, который вы положите на ее имя. Я могу вам и духовную составить… В лучшем виде все устроим. А там векселей выдавайте, сколько хотите. Это уж известная музыка, тятенька.
— Как
же это так? — повторял он. — Ведь вчера еще жива была… Наказывала еще осетра пудового купить для солки… икряного… А
тут вдруг…
— Так, так… То-то нынче добрый народ пошел: все о других заботятся, а себя забывают. Что
же, дай бог… Посмотрел я в Заполье на добрых людей… Хорошо. Дома понастроили новые, магазины с зеркальными окнами и все перезаложили в банк. Одни строят, другие деньги на постройку дают — чего лучше? А
тут еще: на, испей дешевой водочки… Только вот как с закуской будет? И ты тоже вот добрый у меня уродился: чужого не жалеешь.
— Мне кажется, папа, что
тут и думать нечего. Как
же я оставлю Дидю в таком положении одну? Она так привыкла ко мне, любит меня. Я останусь у Стабровских.
— Поживешь с мое, так и сама будешь то
же говорить. Мудрено ведь живого человека судить… Взять хоть твоего Стабровского: он ли не умен, он ли не хорош у себя дома, — такого человека и не сыщешь, а вышел на улицу — разбойник… Без ножа зарежет. Вот
тут и суди.
Кто угодно выскажи ему то
же самое, что говорила Устенька, не было бы так обидно, а
тут удар был нанесен такою чистою и хорошею рукой.
— Чего
же тут обманывать? Слава богу, Симон-то Михеич не двух лет по третьему. В своем уме паренек.
Так братья и не успели переговорить. Впрочем, взглянув на Симона, Галактион понял, что
тут всякие разговоры излишни. Он опоздал. По дороге в комнату невесты он встретил скитского старца Анфима, — время проходило, минуя этого человека, и он оставался таким
же черным, как в то время, когда венчал Галактиона. За ним в скит был послан нарочный гонец, и старик только что приехал.
Симон чуть не плакал. Он надеялся через женитьбу вырваться с мельницы, а
тут выходило так, что нужно было возвращаться туда
же со старою «молодой». Получился один срам. Оставалась последняя надежда на Замараева.
Потом Михей Зотыч принялся ругать мужиков — пшеничников, оренбургских казаков и башкир, — все пропились на самоварах и гибнут от прикачнувшейся легкой копеечки. А главное — работать по-настоящему разучились: помажут сохой — вот и вся пахота. Не удобряют земли, не блюдут скотинку, и все так-то. С одной стороны — легкие деньги, а с другой — своя лень подпирает. Как
же тут голоду не быть?