Неточные совпадения
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые
дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей
провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
Старик Колобов зажился в Заполье. Он точно обыскивал весь город. Все-то ему нужно было видеть, со всеми поговорить, везде побывать. Сначала все дивились чудному старику, а потом привыкли. Город нравился Колобову, а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый
день уходил купаться, а потом садился на бережок и
проводил целые часы в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
Жених держал себя с большим достоинством и знал все порядки по свадебному
делу. Он приезжал каждый
день и
проводил с невестой как раз столько времени, сколько нужно — ни больше, ни меньше. И остальных девушек не забывал: для каждой у него было свое словечко. Все невестины подруги полюбили Галактиона Михеича, а старухи шептали по углам...
Этот Шахма был известная степная продувная бестия; он любил
водить компанию с купцами и разным начальством. О его богатстве ходили невероятные слухи, потому что в один вечер Шахма иногда проигрывал по нескольку тысяч, которые платил с чисто восточным спокойствием. По наружности это был типичный жирный татарин, совсем без шеи, с заплывшими узкими глазами. В своей степи он делал большие
дела, и купцы-степняки не могли обойти его власти. Он приехал на свадьбу за триста верст.
Постройка новой мельницы отозвалась в Суслоне заметным оживлением, особенно по праздникам, когда гуляли здесь обе вятские артели. Чувствовалось, что делалось какое-то большое
дело, и все ждали чего-то особенного. Были и свои скептики, которые сомневались, выдержит ли старый Колобов, — очень уж большой капитал требовался сразу. В качестве опытного человека и родственника писарь Замараев с большими предосторожностями
завел об этом речь с Галактионом.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого зятя, как тот поворачивал всякое
дело. Заразившись его энергией, писарь начал
заводить строгие порядки у себя в доме, а потом в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой, а в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
Чтобы
отвести душу, Ермилыч и писарь сходились у попа Макара и тут судачили вволю, благо никто не мог подслушать. Писарь отстаивал новую мельницу, как хорошее
дело, а отец Макар задумчиво качал головой и повторял...
Веселье продолжалось целых три
дня, так что Полуянов тоже перестал узнавать гостей и всех спрашивал, по какому
делу вызваны. Он очувствовался только тогда, когда его
свозили в Суслон и выпарили в бане. Михей Зотыч, по обыкновению, незаметно исчез из дому и скрывался неизвестно где.
Бубнов пил только мадеру и без нее не мог ни двигаться, ни говорить. Шелест женина платья попрежнему его пугал, и больной делал над собой страшное усилие, чтобы куда-нибудь не спрятаться. Для
дела он был совершенно бесполезен, и Галактион являлся к нему только для проформы. Раз Бубнов
отвел его в сторону и со слезами на глазах проговорил...
Галактион
провел целый
день у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал себя ни одним словом, что знает что-нибудь про сына. Может быть, тут был свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные
дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался на своих мельницах и больше ничего знать не хотел.
Да, нехорошо. А все оттого, что приходится служить богатым людям. То ли бы
дело, если бы
завести хоть один пароходик, — всем польза и никто не в обиде.
В другой раз Анфуса Гавриловна
отвела бы душеньку и побранила бы и дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину — с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце
день и ночь, а взять не с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная. Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
Теперь она была счастлива, что целых две недели могла
проводить с доктором по нескольку часов в
день среди самой сближающей обстановки.
Харитон Артемьич, как на службу, отправлялся каждый
день утром на фабрику, чтобы всласть поругаться с Ечкиным и хоть этим
отвести душу.
Даже старая нянька Матрена, примирившаяся в конце концов с тем, чтобы Устенька жила в ученье у поляков, и та была сейчас за нее. Что же, известно, что барышня Дидя порченая, ну, а только это самые пустяки. Всего-то
дела свозить в Кунару, там один старичок юродивый всякую болезнь заговаривает.
Когда приходила Устенька, Стабровский непременно
заводил речь о земстве, о школах и разных общественных
делах, и Устенька понимала, что он старается втянуть Дидю в круг этих интересов. Дидя слушала из вежливости некоторое время, а потом старалась улизнуть из комнаты под первым предлогом. Старик
провожал ее печальными глазами и грустно качал головой.
Скитские старцы ехали уже второй
день. Сани были устроены для езды в лес, некованные, без отводов, узкие и на высоких копыльях. Когда выехали на настоящую твердую дорогу, по которой заводские углепоставщики
возили из куреней на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как по маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная лошадь останавливалась и точно с укором смотрела на валявшихся по дороге седоков.
Мышников теперь даже старался не показываться на публике и с горя
проводил все время у Прасковьи Ивановны. Он за последние годы сильно растолстел и тянул вместе с ней мадеру. За бутылкой вина он каждый
день обсуждал вопрос, откуда Галактион мог взять деньги. Все богатые люди наперечет. Стабровский выучен и не даст, а больше не у кого. Не припрятал ли старик Луковников? Да нет, — не такой человек.
Неточные совпадения
Чуть
дело не разладилось. // Да Климка Лавин выручил: // «А вы бурмистром сделайте // Меня! Я удовольствую // И старика, и вас. // Бог приберет Последыша // Скоренько, а у вотчины // Останутся луга. // Так будем мы начальствовать, // Такие мы строжайшие // Порядки
заведем, // Что надорвет животики // Вся вотчина… Увидите!»
Без
дела, сами знаете, //
Возить казну крестьянину // Проселком не рука:
— Певец Ново-Архангельской, // Его из Малороссии // Сманили господа. //
Свезти его в Италию // Сулились, да уехали… // А он бы рад-радехонек — // Какая уж Италия? — // Обратно в Конотоп, // Ему здесь делать нечего… // Собаки дом покинули // (Озлилась круто женщина), // Кому здесь
дело есть? // Да у него ни спереди, // Ни сзади… кроме голосу… — // «Зато уж голосок!»
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их
дело. Это таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези меня туда, —
свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего не знает Митрофанушка.
Но Прыщ был совершенно искренен в своих заявлениях и твердо решился следовать по избранному пути. Прекратив все
дела, он ходил по гостям, принимал обеды и балы и даже
завел стаю борзых и гончих собак, с которыми травил на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о своем предместнике, томившемся в то время в заточении.