Неточные совпадения
Писарь сделал Вахрушке выразительный знак, и неизвестный человек исчез в дверях волости. Мужики все
время стояли без шапок, даже когда дроги исчезли, подняв облако пыли. Они постояли еще несколько
времени, погалдели и разбрелись
по домам, благо уже солнце закатилось и с реки потянуло сыростью. Кое-где в избах мелькали огоньки. С ревом и блеяньем прошло стадо, возвращавшееся с поля. Трудовой крестьянский день кончался.
Вахрушка в это
время запер входную дверь, закурил свою трубочку и улегся с ней на лавке у печки. Он рассчитывал,
по обыкновению, сейчас же заснуть.
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили
по душе, а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде
времени? Он шел опять
по Хлебной улице и думал о том, как здесь все переменится через несколько лет и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
Емельян,
по обыкновению, молчал, точно его кто на ключ запер. Ему было все равно: Суслон так Суслон, а хорошо и на устье. Вот Галактион другое, — у того что-то было на уме, хотя старик и не выпытывал прежде
времени.
На заводах в то
время очень нуждались в живой рабочей силе и охотно держали бродяг, скрывая их
по рудникам и отдаленным куреням и приискам.
И в то же
время нужно было сделать все по-настоящему, чтобы не осрамиться перед другими и не запереть ход оставшимся невестам.
Жених держал себя с большим достоинством и знал все порядки
по свадебному делу. Он приезжал каждый день и проводил с невестой как раз столько
времени, сколько нужно — ни больше, ни меньше. И остальных девушек не забывал: для каждой у него было свое словечко. Все невестины подруги полюбили Галактиона Михеича, а старухи шептали
по углам...
Сейчас Полуянов старался наверстать пропущенное
время и успевал напиваться
по три раза в день.
Галактион объяснил, и писарь только развел руками. Да, хитрая штучка, и без денег и с деньгами. Видно, не старые
времена, когда деньги в землю закапывали да
по подпольям прятали. Вообще умственно. Писарь начинал смотреть теперь на Галактиона с особенным уважением, как на человека, который из ничего сделает, что захочет. Ловкий мужик, нечего оказать.
Все Заполье переживало тревожное
время. Кажется, в самом воздухе висела мысль, что жить по-старинному, как жили отцы и деды, нельзя. Доказательств этому было достаточно, и самых убедительных, потому что все они били запольских купцов прямо
по карману. Достаточно было уже одного того, что благодаря новой мельнице старика Колобова в Суслоне открылся новый хлебный рынок, обещавший в недалеком будущем сделаться серьезным конкурентом Заполью. Это была первая повестка.
Время от
времени он тоже исчезал из города и шнырял
по уезду, выискивая какие-то новые дела.
Теперь во
время бессонницы Галактион
по ночам уходил на мельницу и бродил там из одного этажа в другой, как тень.
«Двоеданы» [«Двоеданы» — в очерках «Бойцы» Мамин-Сибиряк дает такое объяснение данного термина: «Это название,
по всей вероятности, обязано своим происхождением тому
времени, когда раскольники, согласно указам Петра Великого, должны были платить двойную подать» (см. наст. собр. соч., т. I, стр. 550).], то есть раскольники, отличались вообще красотой, не в пример православному населению.
— Ну, я скажу тебе, голубчик,
по секрету, ты далеко пойдешь… Очень далеко. Теперь ваше
время… да. Только помни старого сибирского волка, исправника Полуянова: такова бывает превратность судьбы. Был человек — и нет человека.
— Сами управимся, бог даст… а ты только плант наведи. Не следовало бы тебе по-настоящему так с отцом разговаривать, — ну, да уж бог с тобой… Яйца умнее курицы
по нынешним
временам.
Именно с такими мыслями возвращался в Заполье Галактион и последнюю станцию особенно торопился. Ему хотелось поскорее увидеть жену и детей. Да, он соскучился о них. На детей в последнее
время он обращал совсем мало внимания, и ему делалось совестно. И жены совестно. Подъезжая к городу, Галактион решил, что все расскажет жене, все до последней мелочи, вымолит прощение и заживет по-новому.
— А вы тут засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь, счастливый, что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне… да. Жаль, хороший был человек. Тоже вот и про банк ваш наслышались. Что же, в добрый час…
По другим городам везде банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те
времена.
— Нет, брат, шабаш, старинка-то приказала долго жить, — повторял Замараев, делая вызывающий жест. —
По нонешним
временам вон какие народы проявились. Они, брат, выучат жить. Темноту-то как рукой снимут… да. На што бабы, и те вполне это самое чувствуют. Вон Серафима Харитоновна как на меня поглядывает, даром что хлеб-соль еще недавно водили.
Он опять сел к столу и задумался. Харитина ходила
по комнате, заложив руки за спину. Его присутствие начинало ее тяготить, и вместе с тем ей было бы неприятно, если бы он взял да ушел. Эта двойственность мыслей и чувств все чаще и чаще мучила ее в последнее
время.
Замараевы, устраиваясь по-городски, не забывали своей деревенской скупости, которая переходила уже в жадность благодаря легкой наживе. У себя дома они питались редькой и горошницей, выгадывая каждую копейку и мечтая о том блаженном
времени, когда, наконец, выдерутся в настоящие люди и наверстают претерпеваемые лишения. Муж и жена шли рука об руку и были совершенно счастливы.
— Пришел посмотреть на твою фабрику, — грубо объяснял он. — Любопытно, как вы тут публику обманываете… Признаться оказать, я всегда считал тебя дураком, а вышло так, что ты и нас поучишь… да.
По нынешним-то
временам не вдруг разберешь, кто дурак, кто умный.
— Вот, вот… Люблю умственный разговор. Я то же думал, а только законов-то не знаю и посоветоваться ни с кем нельзя, — продадут.
По нынешним
временам своих боишься больше чужих… да.
Зная хорошо, что значит даже простое слово Стабровского, Галактион ни на минуту не сомневался в его исполнении. Он теперь пропадал целыми неделями
по деревням и глухим волостям, устраивая новые винные склады, заключая условия с крестьянскими обществами на открытие новых кабаков, проверяя сидельцев и т. д. Работы было
по горло, и
время летело совершенно незаметно. Галактион сам увлекался своею работой и проявлял редкую энергию.
Полуянов как-то совсем исчез из поля зрения всей родни. О нем не говорили и не вспоминали, как о покойнике, от которого рады были избавиться. Харитина
время от
времени получала от него письма, сначала отвечала на них, а потом перестала даже распечатывать. В ней росло
по отношению к нему какое-то особенно злобное чувство. И находясь в ссылке, он все-таки связывал ее
по рукам и
по ногам.
Они
по целым часам ждали его в банке, теряя дорогое
время, выслушивали его грубости и должны были заискивающе улыбаться, когда на душе скребли кошки и накипала самая лютая злоба.
— Совсем несчастный! Чуть-чуть бы по-другому судьба сложилась, и он бы другой был. Такие люди не умеют гнуться, а прямо ломаются. Тогда много греха на душу взял старик Михей Зотыч, когда насильно женил его на Серафиме. Прежде-то всегда так делали, а
по нынешним
временам говорят, что свои глаза есть. Михей-то Зотыч думал лучше сделать, чтобы Галактион не сделал так, как брат Емельян, а оно вон что вышло.
Деятельность этого нового земства главным образом выразилась в развитии народного образования. В уезде школы открывались десятками, а в больших селах, как Суслон, были открыты
по две школы. Пропагандировал школьное дело Харченко, и ему даже предлагали быть инспектором этих школ, но он отказался. Газета, типография и библиотека отнимали почти все
время, а новых помощников было мало, да и те были преимущественно женщины, как Устенька.
Так братья и не успели переговорить. Впрочем, взглянув на Симона, Галактион понял, что тут всякие разговоры излишни. Он опоздал.
По дороге в комнату невесты он встретил скитского старца Анфима, —
время проходило, минуя этого человека, и он оставался таким же черным, как в то
время, когда венчал Галактиона. За ним в скит был послан нарочный гонец, и старик только что приехал.
Штофф соглашался, а потом забывал и делал новую попытку разразиться спичем. Это смешило всех.
Время вообще летело незаметно, и все удивились, когда штурман пришел сказать, что дальше подниматься вверх
по Ключевой опасно. До Заполья оставалось всего верст пятнадцать.
— Вот, вот… Посмеялся он над нами, потому его
время настало. Ох, горе душам нашим!.. Покуда лесом ехали,
по снегу, так он не смел коснуться, а как выехали на дорогу, и начал приставать… Он теперь везде
по дорогам шляется, — самое любезное для него дело.
Парень долго не мог успокоиться и
время от
времени начинал причитать как-то по-бабьи. Собственно, своим спасеньем Михей Зотыч обязан был ему. Когда били Ермилыча, кучер убежал и спрятался, а когда толпа погналась за Михеем Зотычем, он окончательно струсил: убьют старика и за него примутся. В отчаянии он погнал на лошадях за толпой, как-то пробился и, обогнав Михея Зотыча, на всем скаку подхватил его в свою кошевку.
Чем больше шло
время к весне, тем сильнее росла нужда, точно пожар. Раз, когда Устенька вернулась домой из одной поездки
по уезду, ее ждала записка Стабровского, кое-как нацарапанная карандашом: «Дорогой друг, заверните сегодня вечером ко мне. Может быть, это вам будет неприятно, но вас непременно желает видеть Харитина. Ей что-то нужно сказать вам, и она нашла самым удобным, чтоб объяснение происходило в моем присутствии. Я советую вам повидаться с ней».