Неточные совпадения
Колобов совсем отвык от маленьких детей и не знал, как ему разговаривать с Устюшей. Впрочем,
девочка недолго оставалась у
отца и убежала в кухню к няне.
— Ах, какой вы, Тарас Семеныч! Стабровский делец — одно, а Стабровский семейный человек,
отец — совсем другое. Да вот сами увидите, когда поближе познакомитесь. Вы лучше спросите меня: я-то о чем хлопочу и беспокоюсь? А уж такая натура: вижу,
девочка растет без присмотру, и меня это мучит. Впрочем, как знаете.
Устенька навсегда сохранила в своей памяти этот решительный зимний день, когда
отец отправился с ней к Стабровским. Старуха нянька ревела еще с вечера, оплакивая свою воспитанницу, как покойницу. Она только и повторяла, что Тарас Семеныч рехнулся и хочет обасурманить родную дочь. Эти причитания навели на
девочку тоску, и она ехала к Стабровским с тяжелым чувством, вперед испытывая предубеждение против долговязой англичанки, рывшейся по комодам.
Галактион понял, что с
девочкой припадок, именно случилось то, чего так боялся
отец. В доме происходила безмолвная суета. Неслышными шагами пробежал Кацман, потом Кочетов, потом пронеслась вихрем горничная.
Период формирования
девочке стоил очень дорого, и на ее лице часто появлялось пугавшее
отца выражение взрослой женщины.
Другие варьировали то же самое тем, что сообщали, что этот ребенок был только ловко приписан графу, и даже указывали на одного бывшего представителя золотой варшавской молодежи как на настоящего
отца девочки.
Неточные совпадения
Девочка, любимица
отца, вбежала смело, обняла его и смеясь повисла у него на шее, как всегда, радуясь на знакомый запах духов, распространявшийся от его бакенбард. Поцеловав его наконец в покрасневшее от наклоненного положения и сияющее нежностью лицо,
девочка разняла руки и хотела бежать назад; но
отец удержал ее.
Девочка знала, что между
отцом и матерью была ссора, и что мать не могла быть весела, и что
отец должен знать это, и что он притворяется, спрашивая об этом так легко. И она покраснела за
отца. Он тотчас же понял это и также покраснел.
Итак, она звалась Татьяной. // Ни красотой сестры своей, // Ни свежестью ее румяной // Не привлекла б она очей. // Дика, печальна, молчалива, // Как лань лесная, боязлива, // Она в семье своей родной // Казалась
девочкой чужой. // Она ласкаться не умела // К
отцу, ни к матери своей; // Дитя сама, в толпе детей // Играть и прыгать не хотела // И часто целый день одна // Сидела молча у окна.
— Ну, пожалуйста… отчего ты не хочешь сделать нам этого удовольствия? — приставали к нему
девочки. — Ты будешь Charles, или Ernest, или
отец — как хочешь? — говорила Катенька, стараясь за рукав курточки приподнять его с земли.
Тогда крики умолкли, и Лонгрен пошел домой. Ассоль, проснувшись, увидела, что
отец сидит пред угасающей лампой в глубокой задумчивости. Услышав голос
девочки, звавшей его, он подошел к ней, крепко поцеловал и прикрыл сбившимся одеялом.