Неточные совпадения
Михей Зотыч был
один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые
дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на
дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались.
Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
— Не
один он такой-то… Другие в орде темным
делом капитал приобрели, как Харитошка Булыгин. Известное
дело, как там капиталы наживают. Недаром говорится: орда слепая. Какими деньгами рассчитываются в орде? Ордынец возьмет бумажку, посмотрит и просит дать другую, чтобы «тавро поятнее».
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме
один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги
дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
— Особенное тут
дело выходит, Тарас Семеныч. Да… Не спросился Емельян-то, видно, родителя. Грех тут большой вышел… Там еще, на заводе, познакомился он с
одною девицей… Ну, а она не нашей веры, и жениться ему нельзя, потому как или ему в православные идти, или ей в девках сидеть. Так это самое
дело и затянулось: ни взад ни вперед.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами:
один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За
один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое
дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не
одно хорошее
дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а с другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого
дня и мог говорить только всего
одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в
одну руку с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя. Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег, и Лиодор пропадет на
день, на два. Когда он показывался где-нибудь на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в
одну комнату и запирались на ключ.
Появились какие-то совсем неизвестные люди, которых знал по своим степным
делам один Харитон Артемьич, но сейчас открещивался от них обеими руками.
Этот Шахма был известная степная продувная бестия; он любил водить компанию с купцами и разным начальством. О его богатстве ходили невероятные слухи, потому что в
один вечер Шахма иногда проигрывал по нескольку тысяч, которые платил с чисто восточным спокойствием. По наружности это был типичный жирный татарин, совсем без шеи, с заплывшими узкими глазами. В своей степи он делал большие
дела, и купцы-степняки не могли обойти его власти. Он приехал на свадьбу за триста верст.
Впрочем, Галактион упорно отгонял от себя все эти мысли. Так, глупость молодая, и больше ничего. Стерпится — слюбится. Иногда Серафима пробовала с ним заговаривать о серьезных
делах, и он видел только
одно, что она ровно ничего не понимает. Старается подладиться к нему и не умеет.
Сказано — сделано, и старики ударили по рукам. Согласно уговору Михей Зотыч должен был ожидать верного слугу в Баклановой, где уже вперед купил себе лошадь и телегу. Вахрушка скоро разделался с писарем и на другой
день ехал уже в
одной телеге с Михеем Зотычем.
А можно верить только
одному —
делу.
— Вторую мельницу строить не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет с вас и
одной. Да и
дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете не зерно молоть, а друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
Больше отец и сын не проговорили ни
одного слова. Для обоих было все ясно, как
день. Галактион, впрочем, этого ожидал и вперед приготовился ко всему. Он настолько владел собой, что просмотрел с отцом все книги, отсчитался по разным статьям и дал несколько советов относительно мельницы.
А между тем в тот же
день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки.
Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за
дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
— Да тут и тянуть нечего:
дело ясно как
день. В сущности никакой и несостоятельности нет, а
одно бубновское беспросыпное пьянство.
Но это была только
одна отговорка. Она отлично понимала всякие
дела, хотя и относилась к конкурсу совершенно равнодушно.
Один раз Ечкин чуть не потерял своего реноме зараз: приехал и просит пять тысяч на три
дня.
— И даже не
одну, а несколько, и рынок остался бы в ваших руках. Впрочем, и теперь можно поправить
дело.
Для Ечкина это было совсем не убедительно. Он развил широкий план нового хлебного
дела, как оно ведется в Америке. Тут были и элеватор, и подъездные пути, и скорый кредит, и заграничный экспорт, и интенсивная культура, —
одним словом, все, что уже существовало там, на Западе. Луковников слушал и мог только удивляться. Ему начинало казаться, что это какой-то сон и что Ечкин просто его морочит.
— Вот хоть бы взять ваше сальное
дело, Тарас Семеныч: его песенка тоже спета, то есть в настоящем его виде. Вот у вас горит керосиновая лампа — вот где смерть салу. Теперь керосин все: из него будут добывать все смазочные масла; остатки пойдут на топливо.
Одним словом, громаднейшее
дело. И все-таки есть выход… Нужно основать стеариновую фабрику с попутным производством разных химических продуктов, маргариновый завод. И всего-то будет стоить около миллиона. Хотите, я сейчас подсчитаю?
— Вот что, Тарас Семеныч, я недавно ехал из Екатеринбурга и все думал о вас… да. Знаете, вы делаете
одну величайшую несправедливость. Вас это удивляет? А между тем это так… Сами вы можете жить, как хотите, —
дело ваше, — а зачем же молодым запирать дорогу? Вот у вас девочка растет, мы с ней большие друзья, и вы о ней не хотите позаботиться.
— Ведь я младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал.
Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на
одну неделю: первым
делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
Писарь опешил. Он слыхал, что Ермилыч ссужает под заклады, но не знал, что это уже целое
дело. И кому в башку придет: какой-то дурак мельник… В конце концов писарь даже обиделся, потому что, очевидно, в дураках оказался
один он.
Галактион провел целый
день у отца. Все время шел деловой разговор. Михей Зотыч не выдал себя ни
одним словом, что знает что-нибудь про сына. Может быть, тут был свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные
дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался на своих мельницах и больше ничего знать не хотел.
В первую минуту, подавленный неожиданностью всего случившегося, бывший исправник повел свое
дело, как и другие в его положении, исходя из принципа, что пропадать, так пропадать не
одному, а вместе с другими.
В
одно прекрасное утро Полуянов признался следователю, что больше половины привлеченных к
делу лиц оговорил по злобе.
Харитине доставляла какое-то жгучее наслаждение именно эта двойственность: она льнула к мужу и среди самых трогательных сцен думала о Галактионе. Она не могла бы сказать, любит его или нет; а ей просто хотелось думать о нем. Если б он пришел к ней, она его приняла бы очень сухо и ни
одним движением не выдала бы своего настроения. О, он никогда не узнает и не должен знать того позора, какой она переживала сейчас! И хорошо и худо — все ее, и никому до этого
дела нет.
Отдохнув, Полуянов повел атаку против свидетелей с новым ожесточением. Он требовал очных ставок, дополнительных допросов, вызова новых свидетелей, —
одним словом, всеми силами старался затянуть
дело и в качестве опытного человека пользовался всякою оплошностью. Больше всего ему хотелось притянуть к
делу других, особенно таких важных свидетелей, как о. Макар и запольские купцы.
Окончания
дела должен был ждать в суде доктор. Когда дамы остались
одни, Харитина покачала головой и проговорила...
— Вот ты какой, а?.. А раньше что говорил? Теперь, видно, за ум хватился. У Малыгиных для всех зятьев
один порядок: после венца десять тысяч, а после смерти родителей по
разделу с другими.
Это было очень сложное и ответственное
дело, которое мог устроить только
один Ечкин.
— Видишь ли, в чем
дело… да… Она после мужа осталась без гроша. Имущество все описано. Чем она жить будет? Самому мне говорить об этом как-то неудобно. Гордая она, а тут еще…
Одним словом, женская глупость. Моя Серафима вздумала ревновать. Понимаешь?
Да, нехорошо. А все оттого, что приходится служить богатым людям. То ли бы
дело, если бы завести хоть
один пароходик, — всем польза и никто не в обиде.
Этот деловой разговор утомил Харитину, и она нахмурилась. В самом
деле, что это к ней все привязываются, точно сговорились в
один голос: чем будешь жить да как будешь жить? Живут же другие вдовы, и никто их не пытает.
Новый стеариновый завод строился на упраздненной салотопенной заимке Малыгина. По плану Ечкина выходило так, что Шахма будет поставлять степное сало, Харитон Артемьевич заведовать всем
делом, а он, Ечкин, продавать. Все,
одним словом, было предусмотрено вперед, особенно громадные барыши, как законный результат этой компанейской деятельности.
Одна закупка хлеба чего стоила, и, не бывав ни в
одном хлебном рынке, Стабровский знал
дело лучше всякого мучника.
Были два
дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами.
Одним словом, Кочетов чувствовал себя в классной больше дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
По-настоящему-то как бы следовало сделать: повесить замочек на всю эту музыку — и конец тому
делу, да лиха беда, что я не
один — компаньоны не дозволят.
— Да, так вот какое
дело, зятюшка… Нужно мне
одну штуку удумать, а посоветоваться не с кем. Думал-думал, нет, никому не верю… Продадут… А ты тоже продашь?
Впрочем, у Харченки была
одна привычка, которая не нравилась теще: все-то ему нужно было знать, и везде он совал нос, особенно по части городских
дел. И то не так и это не так, — всех засудит и научит.
Клиентов банка Вахрушка
разделил на несколько категорий:
одни — настоящие купцы, оборотистые и важные, другие — пожиже, только вид на себя напущают, а остальные — так, как мякина около зерна.
Одна видимость, а начинки-то и нет.
В действительности происходило так. Все зятья, за исключением Пашки Булыгина, не принимали в этом
деле никакого участия, предоставив все своим женам. Из сестер ни
одна не отказалась от своей части ни в пользу других сестер, ни в пользу отца.
— Я и Харитину захватил, — шамкал старик. — Одному-то скучно ехать, а она все равно без
дела у тятеньки сидит. Вот и поехали.
В качестве большой, Устенька могла теперь уходить из дому
одна и бывала у отца ежедневно. Когда она объяснила ему, в чем
дело, старик задумался.
Даже старая нянька Матрена, примирившаяся в конце концов с тем, чтобы Устенька жила в ученье у поляков, и та была сейчас за нее. Что же, известно, что барышня Дидя порченая, ну, а только это самые пустяки. Всего-то
дела свозить в Кунару, там
один старичок юродивый всякую болезнь заговаривает.
Галлюцинация продолжалась до самого утра, пока в кабинет не вошла горничная. Целый
день потом доктор просидел у себя и все время трепетал: вот-вот войдет Прасковья Ивановна. Теперь ему начинало казаться, что в нем уже два Бубнова:
один мертвый, а другой умирающий, пьяный, гнилой до корня волос. Он забылся, только приняв усиленную дозу хлоралгидрата. Проснувшись ночью, он услышал, как кто-то хриплым шепотом спросил его...
— Ты вот что, Галактион Михеич, — заговорил Луковников совсем другим тоном, точно старался сгладить молодую суровость дочери. — Я знаю, что
дела у тебя не совсем… Да и у кого они сейчас хороши? Все на волоске висим… Знаю, что Мышников тебя давит. А ты вот как сделай… да… Ступай к нему прямо на дом, объясни все начистоту и…
одним словом, он тебе все и устроит.