Неточные совпадения
— Как
есть каторжный: ни днем, ни ночью покоя
не знаю.
Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер
был на исходе, и возвращавшийся с покосов народ
не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады
были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село
было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
—
Был такой грех, Флегонт Василич… В том роде, как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина —
не прост человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
Темная находилась рядом со сторожкой, в которой жил Вахрушка. Это
была низкая и душная каморка с соломой на полу. Когда Вахрушка толкнул в нее неизвестного бродягу, тот долго
не мог оглядеться. Крошечное оконце, обрешеченное железом, почти
не давало света. Старик сгрудил солому в уголок, снял свою котомку и расположился, как у себя дома.
— Да видно по обличью-то… Здесь все пшеничники живут, богатей, а у тебя скула
не по-богатому: может, и хлеб с хрустом
ел да с мякиной.
— Богатимый поп… Коней одних у него с тридцать
будет, больше сотни десятин запахивает. Опять хлеба у попа
не в проворот: по три года хлеб в кладях лежит.
Впрочем, Матрена
была вдова, хотя и в годках, а про вдову только ленивый
не наплетет всякой всячины.
Ряды изб, по сибирскому обычаю, выходили к реке
не лицом, а огородами, что имело хозяйственное значение: скотину
поить ближе, а бабам за водой ходить.
— Где
был, там ничего
не осталось, — хрипло отвечает молодой человек и по пути вытягивает нагайкой Ахмета по спине.
Потом Никита с Ахметкой вертелись в куфне и с ним што-то болтали, а уж мне
не до них
было.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то.
Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну, надо ли
было дурище наваливаться на такого человека, а?.. Растерзать тебя мало…
Младшие девицы, Агния и Харитина, особенно
не тревожились, потому что все дело
было в старшей Серафиме: ее черед выходить замуж.
— Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил старик Малыгин
не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда
было. Семью на ноги поднимал, а меня господь-таки благословил: целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
— Што, на меня любуешься? — пошутил Колобов, оправляя пониток. — Уж каков
есть: весь тут. Привык по-домашнему ходить, да и дорожка выпала
не близкая. Всю Ключевую, почитай, пешком прошел. Верст с двести
будет… Так оно по-модному-то и неспособно.
— А привык я. Все пешком больше хожу: которое место пешком пройдешь, так оно памятливее. В Суслоне чуть
было не загостился у твоего зятя, у писаря… Хороший мужик.
—
Не принимаю я огорчения-то, Харитон Артемьич. И скусу
не знаю в вине, какое оно такое
есть.
Не приводилось отведывать смолоду, а теперь уж года ушли учиться.
«Вот гостя господь послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю к нему
не подойдешь. То ли бы дело
выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено:
не уложишь ни в какую поленницу».
— У нас между первой и второй
не дышат, — объяснил он. — Это по-сибирски выходит. У нас все в Заполье
не дураки
выпить. Лишнее в другой раз переложим, а в компании нельзя. Вот я и стар, а компании
не порчу… Все бросить собираюсь.
— Что же,
не всем
пить, — заметила политично хозяйка, подбирая губы оборочкой. — Честь честью, а неволить
не можем.
— Это ты правильно, хозяюшка, — весело ответил гость. — Необычен я, да и стар. В черном теле прожил всю жизнь,
не до питья
было.
Впрочем, она
была опытной в подобных делах и нисколько
не стеснялась, тем более что и будущий свекор ничего страшного
не представлял своею особой.
Бойкая Харитина сразу сорвалась с места и опрометью бросилась в кухню за ложкой, — эта догадливость
не по разуму дорого обошлась ей потом, когда обед кончился. Должна
была подать ложку Серафима.
— Хороши твои девушки, хороши красные… Которую и брать,
не знаю, а начинают с краю. Серафима Харитоновна, видно, богоданной дочкой
будет… Галактиона-то моего видела? Любимый сын мне
будет, хоша мы
не ладим с ним… Ну, вот и
быть за ним Серафиме. По рукам, сватья…
В Заполье из дворян проживало человек десять,
не больше, да и те все
были наперечет, начиная с знаменитого исправника Полуянова и кончая приблудным русским немцем Штоффом, явившимся неизвестно откуда и еще более неизвестно зачем.
Река Ключевая должна
была бы составлять главную красоту города, но этого
не вышло, — городскую стройку отделяло от реки топкое болото в целую версту.
Церквей
было не особенно много — зеленый собор в честь сибирского святого Прокопия, память которого празднуется всею Сибирью 8 июля, затем еще три церкви, и только.
Старик шел
не торопясь. Он читал вывески, пока
не нашел то, что ему нужно. На большом каменном доме он нашел громадную синюю вывеску, гласившую большими золотыми буквами: «Хлебная торговля Т.С.Луковникова». Это и
было ему нужно. В лавке дремал благообразный старый приказчик. Подняв голову, когда вошел странник, он машинально взял из деревянной чашки на прилавке копеечку и, подавая, сказал...
Михей Зотыч
был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже
был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем
не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
—
Есть и такой грех, Тарас Семеныч. Житейское дело… Надо обженить Галактиона-то, пока
не избаловался.
—
Есть и такой грех.
Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже
не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком
был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром
не торгуем…
Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим?
Пьешь чай-то?
— Вот ращу дочь, а у самого кошки на душе скребут, — заметил Тарас Семеныч, провожая глазами убегавшую девочку. — Сам-то стар становлюсь, а с кем она жить-то
будет?.. Вот нынче какой народ пошел: козырь на козыре. Конечно, капитал
будет, а только деньгами зятя
не купишь, и через золото большие слезы льются.
— Да так нужно
было, Тарас Семеныч… Ведь я
не одну невесту для Галактиона смотреть пришел, а и себя
не забыл. Тоже жениться хочу.
Луковников
был православный, хотя и дружил по торговым делам со староверами. Этот случай его возмутил, и он откровенно высказал свое мнение, именно, что ничего Емельяну
не остается, как только принять православие.
— Ведь вот вы все такие, — карал он гостя. — Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует
быть… Ведь вот сидим вместе,
пьем чай, разговариваем, а
не съели друг друга. И дела раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по душе, а главного-то он все-таки
не сказал. Что болтать прежде времени? Он шел опять по Хлебной улице и думал о том, как здесь все переменится через несколько лет и что главною причиной перемены
будет он, Михей Зотыч Колобов.
— Посмотрим, — бормотал он, поглядывая на Галактиона. — Только ведь в устье-то вода
будет по весне долить. Сила
не возьмет… Одна другую реки
будут подпирать.
Емельян, по обыкновению, молчал, точно его кто на ключ запер. Ему
было все равно: Суслон так Суслон, а хорошо и на устье. Вот Галактион другое, — у того что-то
было на уме, хотя старик и
не выпытывал прежде времени.
Галактион даже закрыл глаза, рисуя себе заманчивую картину будущего пароходства. Михей Зотыч понял, куда гнул любимый сын, и нахмурился.
Не о пустяках надо
было сейчас думать, а у него вон что на уме: пароходы… Тоже придумает.
— Что же мне говорить? — замялся Галактион. — Из твоей воли я
не выхожу.
Не перечу… Ну, высватал, значит так тому делу и
быть.
Откуда он
был родом и кто такой — никто
не знал, даже единственный сын Михей Зотыч.
Но выкупиться богатому подрядчику из заводской неволи
было немыслимо: заводы
не нуждались в деньгах, как помещики, а отпускать от себя богатого человека невыгодно, то
есть богатого по своей крепостной заводской арифметике.
И в то же время нужно
было сделать все по-настоящему, чтобы
не осрамиться перед другими и
не запереть ход оставшимся невестам.
Чужие-то люди все заметят и зубы во рту у невесты пересчитают, и Анфуса Гавриловна готова
была вылезти из кожи, чтобы
не осрамить своей репутации.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила другая тетка, —
не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно
не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а
не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж
была своя невеста на примете, любовным делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой
не вышло.
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам.
Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и
не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и
была совершенно счастлива.
Жених держал себя с большим достоинством и знал все порядки по свадебному делу. Он приезжал каждый день и проводил с невестой как раз столько времени, сколько нужно — ни больше, ни меньше. И остальных девушек
не забывал: для каждой у него
было свое словечко. Все невестины подруги полюбили Галактиона Михеича, а старухи шептали по углам...
Все чувствовали, что жених только старается
быть вежливым и что его совсем
не интересуют девичьи шутки и забавы.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а с другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого дня и мог говорить только всего одно слово: «
Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем
не замечает его беспросыпного пьянства.
— Вы доброю волею за меня идете, Серафима Харитоновна? Пожалуйста,
не обижайтесь на меня: может
быть, у вас
был кто-нибудь другой на примете?