Неточные совпадения
—
Пойдем в горницы… Ну, удивил!.. Еще как Лиодорка тебе шею
не накостылял: прост он у меня на этакие дела.
—
Не приехал, а пешком пришел. С палочкой
идет по улице, я сама видела, а за плечами котомка.
— Ах, аспид! ах, погубитель! — застонал старик. — Видел, Михей Зотыч? Гибель моя, а
не сын… Мы с Булыгиным на ножах, а он, слышь, к Булыгиным. Уж я его, головореза, три раза проклинал и на смирение
посылал в степь, и своими руками терзал — ничего
не берет. У других отцов сыновья — замена, а мне нож вострый. Сколько я денег за него переплатил!
«Вот гостя господь
послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю к нему
не подойдешь. То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено:
не уложишь ни в какую поленницу».
Ко всему этому нужно прибавить еще одно благоприятное условие, именно, что ни Зауралье, населенное наполовину башкирами, наполовину государственными крестьянами, ни степь, ни казачьи земли совсем
не знали крепостного права, и экономическая жизнь громадного края
шла и развивалась вполне естественным путем, минуя всякую опеку и вмешательство.
Старик
шел не торопясь. Он читал вывески, пока
не нашел то, что ему нужно. На большом каменном доме он нашел громадную синюю вывеску, гласившую большими золотыми буквами: «Хлебная торговля Т.С.Луковникова». Это и было ему нужно. В лавке дремал благообразный старый приказчик. Подняв голову, когда вошел странник, он машинально взял из деревянной чашки на прилавке копеечку и, подавая, сказал...
— Ты-то
не мальчик, а
послать можешь… Очень бы хотел его повидать.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин
шел, как ни в чем
не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Наставь-ка нам самоварчик, честная мать. Гость у меня… А ты, Устюша,
иди сюда. Да
не бойся, глупая.
— Вот ращу дочь, а у самого кошки на душе скребут, — заметил Тарас Семеныч, провожая глазами убегавшую девочку. — Сам-то стар становлюсь, а с кем она жить-то будет?.. Вот нынче какой народ
пошел: козырь на козыре. Конечно, капитал будет, а только деньгами зятя
не купишь, и через золото большие слезы льются.
— Особенное тут дело выходит, Тарас Семеныч. Да…
Не спросился Емельян-то, видно, родителя. Грех тут большой вышел… Там еще, на заводе, познакомился он с одною девицей… Ну, а она
не нашей веры, и жениться ему нельзя, потому как или ему в православные
идти, или ей в девках сидеть. Так это самое дело и затянулось: ни взад ни вперед.
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по душе, а главного-то он все-таки
не сказал. Что болтать прежде времени? Он
шел опять по Хлебной улице и думал о том, как здесь все переменится через несколько лет и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
Все соглашались с ним, но никто
не хотел ничего делать.
Слава богу, отцы и деды жили, чего же им иначить? Конечно, подъезд к реке надо бы вымостить, это уж верно, — ну, да как-нибудь…
Сначала старик
не соглашался ехать на лошадях и непременно хотел
идти пешком, но Галактион его уломал.
— Вы доброю волею за меня
идете, Серафима Харитоновна? Пожалуйста,
не обижайтесь на меня: может быть, у вас был кто-нибудь другой на примете?
Мне
идти к родному батюшке!.. — у жениха вдруг упало сердце, точно он делал что-то нехорошее и кого-то обманывал, у него даже мелькнула мысль, что ведь можно еще отказаться, время
не ушло, а впереди целая жизнь с нелюбимой женой.
Ничего
не оставалось, как
идти до конца.
Можно себе представить общее удивление. Писарь настолько потерялся, что некоторое время
не мог выговорить ни одного слова. Да и все другие точно онемели. Вот так гостя бог
послал!..
Не успели все опомниться, а мудреный гость уже в дверях.
— Что же, нам
не жаль… — уклончиво отвечал отец Макар, отнесшийся к гостю довольно подозрительно. — Чем бог
послал, тем и рады. У бога всего много.
— Во-первых, родитель, у Ермилыча мельница-раструска и воды требует вдвое меньше, а потом Ермилыч вечно судится с чураковскими мужиками из-за подтопов. Нам это
не рука. Здешний народ бедовый,
не вдруг уломаешь. В Прорыве вода
идет трубой, только косою плотиной ее поджать.
Дело с постройкой мельницы закипело благодаря все той же энергии Галактиона. Старик чуть
не испортил всего, когда пришлось заключать договор с суслонскими мужиками по аренде Прорыва. «Накатился упрямый стих», как говорил писарь. Мужики стояли на своем, Михей Зотыч на своем, а спор
шел из-за каких-то несчастных двадцати пяти рублей.
— Деньги — весьма сомнительный и даже опасный предмет, — мягко
не уступал поп Макар. — Во-первых, деньги тоже к рукам
идут, а во-вторых, в них сокрыт великий соблазн. На что мужику деньги, когда у него все свое есть: и домишко, и землица, и скотинка, и всякое хозяйственное обзаведение? Только и надо деньги, что на подати.
— Ну,
пошел огород городить… Так
не омманешь?
— Ах ты, дурашка, брюхо-то
не зеркало, да и мы с тобой на ржаной муке замешаны. Есть корочка черного хлебца, и
слава богу… Как тебя будет разжигать аппетит, ты богу молись, чревоугодник!
Это путешествие чуть
не закончилось катастрофой. Старики уже возвращались домой. Дело происходило ночью, недалеко от мельницы Ермилыча. Лошадь
шла шагом, нога за ногу. Старики дремали, прикорнув в телеге. Вдруг Вахрушка вздрогнул, как строевая лошадь, заслышавшая трубу.
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего
не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется,
не почувствовал этой мести и даже
не приехал на свадьбу, а
послал вместо себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
Бойкая жизнь Поволжья просто ошеломила Галактиона. Вот это, называется, живут вовсю. Какими капиталами ворочают, какие дела делают!.. А здесь и развернуться нельзя: все гужом
идет.
Не ускачешь далеко. А там и чугунка и пароходы. Все во-время, на срок. Главное,
не ест перевозка, — нет месячных распутиц, весенних и осенних, нет летнего ненастья и зимних вьюг, — везде скатертью дорога.
— Поживите пока с нами, а там видно будет, — говорила она, успокоившись после первых излияний. —
Слава богу, свет
не клином сошелся.
Не пропадешь и без отцовских капиталов. Ох, через золото много напрасных слез льется! Тоже видывали достаточно всячины!
— Ну,
иди, глупая, сюда…
Не бойся,
не трону.
— Харитина, помнишь мою свадьбу? — заговорил он,
не открывая глаз, — ему страстно хотелось исповедаться. — Тогда в моленной… У меня голова закружилась… и потом весь вечер я видел только тебя. Это грешно… я мучился… да. А потом все прошло… я привык к жене… дети
пошли… Помнишь, как ты меня целовала тогда на мельнице?
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже
пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома
не у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
— Да я
не про то, что ты с канпанией канпанился, — без этого мужчине нельзя. Вот у Харитины-то что ты столько времени делал? Муж в клубе, а у жены чуть
не всю ночь гость сидит. Я уж раз с пять Аграфену
посылала узнавать про тебя. Ох, уж эта мне Харитина!..
— Молодой человек, постарайся, — наставительно говорил Луковников покровительствовавший Галактиону, — а там видно будет… Ежели в отца
пойдешь, так без хлеба
не останешься.
— Она ждет
не дождется, когда муж умрет, чтобы выйти замуж за Мышникова, — объяснила Харитина эту политику. — Понимаешь, влюблена в Мышникова, как кошка. У ней есть свои деньги, и ей наплевать на мужнины капиталы. Все равно прахом
пойдут.
— Знаете что,
не люблю я вашего Стабровского! Нехорошее он дело затевает, неправильное… Вконец хочет спаивать народ. Бог с ними и с деньгами, если на то
пошло!
— Болеслав Брониславич, — поправил Стабровский с улыбкой. — Впрочем, что же вам беспокоить маленькую хозяйку? Лучше мы сами к ней
пойдем…
Не правда ли, мисс Дудль?
В дверную щель с ужасом смотрела старая няня. Она оторопела совсем, когда гости
пошли в детскую. Тарас-то Семеныч рехнулся, видно, на старости лет. Хозяин растерялся
не меньше старухи и только застегивал и расстегивал полу своего старомодного сюртука.
Здесь Галактиона нашла Харитина. Она
шла, обмахиваясь веером, с развязностью и шиком настоящей клубной дамы. Великолепное шелковое платье тащилось длинным шлейфом, декольтированные плечи, голые руки — все было в порядке. Но красивое лицо было бледно и встревожено. Она сначала прошла мимо,
не узнав Галактиона, а потом вернулась и строго спросила...
Странно, что все эти переговоры и пересуды
не доходили только до самого Полуянова. Он, заручившись благодарностью Шахмы, вел теперь сильную игру в клубе. На беду, ему везло счастье, как никогда. Игра
шла в клубе в двух комнатах старинного мезонина. Полуянов заложил сам банк в три тысячи и метал. Понтировали Стабровский, Ечкин, Огибенин и Шахма. В числе публики находились Мышников и доктор Кочетов. Игра
шла крупная, и Полуянов загребал куши один за другим.
Галактион понимал только одно, что
не сегодня-завтра все конкурсные плутни выплывут на свежую воду и что нужно убираться отсюда подобру-поздорову. Штоффу он начинал
не доверять. Очень уж хитер немец. Вот только бы банк поскорее открыли. Хлопоты по утверждению банковского устава вел в Петербурге Ечкин и писал, что все
идет отлично.
— Да вы меня и в самом деле ударите, — говорила она, отодвигая свое кресло. —
Слава богу, что я
не ваша жена.
Эта новость была отпразднована у Стабровского на широкую ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение
послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни старался
не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только пить.
Он долго стоял на подъезде, слегка пошатываясь и
не зная, куда ему
идти с таким настроением.
Писарь сумрачно согласился. Он вообще был
не в духе. Они поехали верхами. Поповский покос был сейчас за Шеинскою курьей, где
шли заливные луга. Под Суслоном это было одно из самых красивых мест, и суслонские мужики смотрели на поповские луга с завистью. С высокого правого берега, точно браною зеленою скатертью, развертывалась широкая картина. Сейчас она была оживлена сотнями косцов, двигавшихся стройною ратью. Ермилыч невольно залюбовался и со вздохом проговорил...
— Да так… Вот ты теперь ешь пирог с луком, а вдруг протянется невидимая лапа и цап твой пирог. Только и видел… Ты пасть-то раскрыл, а пирога уж нет.
Не понимаешь? А дело-то к тому
идет и даже весьма деликатно и просто.
Этот разговор с Ермилычем засел у писаря в голове клином. Вот тебе и банк!.. Ай да Ермилыч, ловко! В Заполье свою линию ведут, а Ермилыч свои узоры рисует. Да, штучка тепленькая, коли на то
пошло. Писарю даже сделалось смешно, когда он припомнил родственника Карлу, мечтавшего о своем кусочке хлеба с маслом. Тут уж дело пахло
не кусочком и
не маслом.
— Уж как господь
пошлет, а я только об одном молюсь, как бы я с него лишнего
не взял… да. Вот теперь попадье пришел помогать столы ставить.
— У Стабровских англичанка всем делом правит, — объяснила Анна, — тоже, говорят, злющая. Уж такие теперь дела
пошли в Заполье, что и ума
не приложить. Все умнее да мудренее хотят быть.
— Ничего я
не знаю, а только сердце горит. Вот к отцу
пойду, а сам волк волком. Уж до него тоже пали разные слухи, начнет выговаривать. Эх, пропадай все проподом!
Галактион провел целый день у отца. Все время
шел деловой разговор. Михей Зотыч
не выдал себя ни одним словом, что знает что-нибудь про сына. Может быть, тут был свой расчет, может быть, нежелание вмешиваться в чужие семейные дела, но Галактиону отец показался немного тронутым человеком. Он помешался на своих мельницах и больше ничего знать
не хотел.