Неточные совпадения
Аграфена
видела, что матушка Енафа гневается, и всю
дорогу молчала. Один смиренный Кирилл чувствовал
себя прекрасно и только посмеивался
себе в бороду: все эти бабы одинаковы, что мирские, что скитские, и всем им одна цена, и слабость у них одна женская. Вот Аглаида и глядеть на него
не хочет, а что он ей сделал? Как родила в скитах, он же увозил ребенка в Мурмос и отдавал на воспитанье! Хорошо еще, что ребенок-то догадался во-время умереть, и теперь Аглаида чистотою своей
перед ним же похваляется.
Мимо матери мелькали смятенные лица, подпрыгивая, пробегали мужчины, женщины, лился народ темной лавой, влекомый этой песней, которая напором звуков, казалось, опрокидывала
перед собой все, расчищая
дорогу. Глядя на красное знамя вдали, она —
не видя —
видела лицо сына, его бронзовый лоб и глаза, горевшие ярким огнем веры.
— Жорж,
дорогой мой, я погибаю! — сказала она по-французски, быстро опускаясь
перед Орловым и кладя голову ему на колени. — Я измучилась, утомилась и
не могу больше,
не могу… В детстве ненавистная, развратная мачеха, потом муж, а теперь вы… вы… Вы на мою безумную любовь отвечаете иронией и холодом… И эта страшная, наглая горничная! — продолжала она, рыдая. — Да, да, я
вижу: я вам
не жена,
не друг, а женщина, которую вы
не уважаете за то, что она стала вашею любовницей… Я убью
себя!
Выбравшись на свежий воздух, Дутлов отошел с
дороги к липкам, даже распоясался, чтобы ловчее достать кошель, и стал укладывать деньги. Губы его шевелились, вытягиваясь и растягиваясь, хотя он и
не произносил ни одного звука. Уложив деньги и подпоясавшись, он перекрестился и пошел, как пьяный колеся по дорожке: так он был занят мыслями, хлынувшими ему в голову. Вдруг
увидел он
перед собой фигуру мужика, шедшего ему навстречу. Он кликнул: это был Ефим, который, с дубиной, караульщиком ходил около флигеля.
Герасим
не мог их слышать,
не мог он слышать также чуткого ночного шушукания деревьев, мимо которых его проносили сильные его ноги; но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с темных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу, — ветер с родины, — ласково ударял в его лицо, играл в его волосах и бороде;
видел перед собою белеющую
дорогу —
дорогу домой, прямую, как стрела;
видел в небе несчетные звезды, светившие его путь, и, как лев, выступал сильно и бодро, так что когда восходящее солнце озарило своими влажно-красными лучами только что расходившегося молодца, между Москвой и им легло уже тридцать пять верст…