Неточные совпадения
— Я старичок, у меня бурачок, а кто меня слушает — дурачок… Хи-хи!.. Ну-ка, отгадайте загадку: сам гол, а рубашка за пазухой. Всею деревней не угадать… Ах, дурачки, дурачки!.. Поймали птицу, а как зовут — и не знаете. Оно и выходит,
что птица не
к рукам…
Ряды изб, по сибирскому обычаю, выходили
к реке не лицом, а огородами,
что имело хозяйственное значение: скотину поить ближе, а бабам за водой ходить.
Темная крестьянская масса всколыхнулась почти на расстоянии всего уезда, и волнение особенно сильно отразилось в Суслоне, где толпа мужиков поймала молодого еще тогда писаря Замараева и на веревке повела топить
к Ключевой как главного виновника всей беды, потому
что писаря и попы скрыли настоящий царский указ.
Мужики совершенно растерялись,
что им делать с увертливым писарем. Погалдели, поругались и начали осаживать
к двери.
Ермилыч даже закрыл глаза, когда задыхавшийся под напором бешенства писарь ударил кулаком по столу. Бродяга тоже съежился и только мигал своими красными веками. Писарь выскочил из-за стола, подбежал
к нему, погрозил кулаком, но не ударил, а израсходовал вспыхнувшую энергию на окно, которое распахнул с треском, так
что жалобно зазвенели стекла. Сохранял невозмутимое спокойствие один Вахрушка, привыкший
к настоящему обращению всякого начальства.
Бродяга опять остановился, потому
что рыжий мужик летел
к нему наперерез, а потом усиленною рысью побежал
к недалекой поскотине.
Теперь он был в полной безопасности, потому
что дальше начинался тощий лесок, спускавшийся
к реке.
Прочухавшийся приказчик еще раз смерил странного человека с ног до головы, что-то сообразил и крикнул подрушного. Откуда-то из-за мешков с мукой выскочил молодец, выслушал приказ и полетел с докладом
к хозяину. Через минуту он вернулся и объявил,
что сам придет сейчас. Действительно, послышались тяжелые шаги, и в лавку заднею дверью вошел высокий седой старик в котиковом картузе. Он посмотрел на странного человека через старинные серебряные очки и проговорил не торопясь...
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни в
чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя
к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю,
к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли.
Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
Все соглашались с ним, но никто не хотел ничего делать. Слава богу, отцы и деды жили,
чего же им иначить? Конечно, подъезд
к реке надо бы вымостить, это уж верно, — ну, да как-нибудь…
— А еще то, родитель,
что ту же бы девушку взять да самому, так оно, пожалуй, и лучше бы было. Это я так,
к слову… А вообще Серафима Харитоновна девица вполне правильная.
Братья нисколько не сомневались,
что отец не будет шутить и сдержит свое слово. Не такой человек, чтобы болтать напрасно. Впрочем, Галактион ничем не обнаруживал своего волнения и относился
к своей судьбе, как
к делу самому обыкновенному.
Нравился девушкам и другой брат, Емельян. Придет на девичник, сядет в уголок и молчит, как пришитый. Сначала все девушки как-то боялись его, а потом привыкли и насмелились до того,
что сами начали приставать
к нему и свои девичьи шутки шутить.
— Женихи-то все хороши, мамынька, — уклончиво ответила Татьяна. — Ничего, хороший. Женихов-то, как гусей, по осени считают. Что-то очень уж ласковый. Я это так,
к слову.
Мне идти
к родному батюшке!.. — у жениха вдруг упало сердце, точно он делал что-то нехорошее и кого-то обманывал, у него даже мелькнула мысль,
что ведь можно еще отказаться, время не ушло, а впереди целая жизнь с нелюбимой женой.
Взглянув на пригорюнившегося брата Емельяна, Галактион понял,
что они оба охвачены одним сомнением, оба думали одну думу и оба приходили
к одному заключению.
Этим Штофф открывал свои карты, и Галактион понял, почему немец так льнет
к нему. Лично он ему очень нравится, как человек обстоятельный и энергичный.
Что же, в свое время хитрый русский немец мог пригодиться.
—
Что же, нам не жаль… — уклончиво отвечал отец Макар, отнесшийся
к гостю довольно подозрительно. —
Чем бог послал, тем и рады. У бога всего много.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на то,
что Галактион начал относиться
к нему свысока, как
к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Писарь выгнал Вахрушку с позором, а когда вернулся домой, узнал,
что и стряпка Матрена отошла. Вот тебе и новые порядки! Писарь уехал на мельницу
к Ермилычу и с горя кутил там целых три дня.
— Деньги — весьма сомнительный и даже опасный предмет, — мягко не уступал поп Макар. — Во-первых, деньги тоже
к рукам идут, а во-вторых, в них сокрыт великий соблазн. На
что мужику деньги, когда у него все свое есть: и домишко, и землица, и скотинка, и всякое хозяйственное обзаведение? Только и надо деньги,
что на подати.
Правда, иногда ему делалось совестно,
что он по-настоящему не может ответить на ее робкие ласки, но в нем накипало и крепло хорошее чувство
к ней.
Впрочем, Галактион упорно отгонял от себя все эти мысли. Так, глупость молодая, и больше ничего. Стерпится — слюбится. Иногда Серафима пробовала с ним заговаривать о серьезных делах, и он видел только одно,
что она ровно ничего не понимает. Старается подладиться
к нему и не умеет.
Никто не знал,
что старик Колобов был в Суслоне и виделся со старым благоприятелем Вахрушкой, которого и сманил
к себе на службу.
Когда исправничий экипаж покатил дальше, Вахрушка снял шапку и перекрестился. Он еще долго потом оглядывался и встряхивал головой. С этого момента он проникся безграничным удивлением
к смелости Михея Зотыча: уж если исправника Полуянова не испугался, так
чего же ему бояться больше?
Как Галактион сказал, так и вышло: жилой дом на Прорыве был кончен
к первопутку, то есть кончен настолько,
что можно было переехать в него молодым.
Вообще в новом доме всем жилось хорошо, хотя и было тесновато. Две комнаты занимали молодые, в одной жили Емельян и Симон, в четвертой — Михей Зотыч, а пятая носила громкое название конторы, и пока в ней поселился Вахрушка. Стряпка Матрена поступила
к молодым,
что послужило предметом серьезной ссоры между сестрами.
Были приглашены также мельник Ермилыч и поп Макар. Последний долго не соглашался ехать
к староверам, пока писарь не уговорил его.
К самому новоселью подоспел и исправник Полуянов, который обладал каким-то чутьем попадать на такие праздники. Одним словом, собралась большая и веселая компания. Как-то все выходило весело, начиная с того,
что Харитон Артемьевич никак не мог узнать зятя-писаря и все спрашивал...
Прибавьте
к этому,
что русских имен мы найдем сколько угодно, а нам нужны работники, хорошие, энергичные работники.
У жены Галактион тоже не взял ни копейки, а заехал в Суслон
к писарю и у него занял десять рублей. С этими деньгами он отправился начинать новую жизнь. На отца Галактион не сердился, потому
что этого нужно было ожидать.
На Галактиона так и пахнуло душистою волной, когда он подошел
к Харитине. Она была в шерстяном синем платье, красиво облегавшем ее точеную фигуру. Она нарочно подняла руки, делая вид,
что поправляет волосы, и все время не спускала с Галактиона своих дерзких улыбавшихся глаз.
— Ну, а
что твоя деревенская баба? — спрашивала Харитина, подсаживаясь
к Галактиону с чашкой чая. — Толстеет? Каждый год рожает ребят?.. Ха-ха! Делать вам там нечего, вот и плодите ребятишек. Мамаша, какой милый этот следователь Куковин!.. Он так смешно ухаживает за мной.
Отправляясь в первый раз с визитом
к своему другу Штоффу, Галактион испытывал тяжелое чувство. Ему еще не случалось фигурировать в роли просителя, и он испытывал большое смущение. А вдруг Штофф сделает вид,
что не помнит своих разговоров на мельнице? Все может быть.
—
Что же, дело житейское, — проговорил старик и вздохнул. —
К тестю в гости приехал, Галактион Михеич?
Пашенька смеялась и садилась так близко
к гостю,
что своим плечом касалась его.
Что-то такое горячее прилило
к самому сердцу Галактиона, ему вдруг захотелось веселиться и называть хозяйку тоже Пашенькой, как Голяшкин, но в самый интересный момент опять появился старичок с утиным носом и помешал.
Фигура поднялась, с трудом перешла комнату и села
к нему на диван, так, чтобы свет не падал на лицо. Он заметил,
что лицо было заплакано и глаза опущены. Она взяла его за руку и опять точно застыла.
Она закрыла лицо руками и тихо заплакала. Он видел только, как вздрагивала эта высокая лебединая грудь, видел эти удивительные руки, чудные русалочьи волосы и чувствовал,
что с ним делается что-то такое большое, грешное, бесповоротное и чудное. О, только один миг счастья, тень счастья! Он уже протянул
к ней руки, чтоб схватить это гибкое и упругое молодое тело, как она испуганно отскочила от него.
— О, часто!.. Было совестно, а все-таки думал. Где-то она? что-то она делает?
что думает? Поэтому и на свадьбу
к тебе не приехал… Зачем растравлять и тебя и себя? А вчера… ах, как мне было вчера тяжело! Разве такая была Харитина! Ты нарочно травила меня, — я знаю,
что ты не такая. И мне так было жаль тебя и себя вместе, — я как-то всегда вместе думаю о нас обоих.
Он схватил ее и привлек
к себе. Она не сопротивлялась и только смотрела на него своими темными большими глазами. Галактион почувствовал,
что это молодое тело не отвечает на его безумный порыв ни одним движением, и его руки распустились сами собой.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал,
что Харитина права. Да, он отнесся
к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А
чем же Харитина хуже других? Дома не у
чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
От этих разговоров и холодной воды Галактион совсем отрезвился. Ему теперь было совестно вообще, потому
что он в первый раз попал
к Харитине в таком виде.
Он отлично помнил все,
что говорил Галактиону на мельнице, и на первое время пристроил его
к «бубновскому конкурсу».
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом, как и другие, с тою разницей,
что носил золотые очки. Говорил он с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и с большим гонором.
К Галактиону он отнесся подозрительно и с первого раза заявил...
Конечно, недаром он
к нему ездит, хочет что-нибудь вытянуть, но и то надо сказать,
что волка ноги кормят.
— Вот
что, Борис Яковлич, со мной вы напрасно хорошие слова только теряете, а идите-ка вы лучше
к Евграфу Огибенину. Он у нас модник и, наверное, польстится на новое.
Для Луковникова ясно было одно,
что новые умные люди подбираются
к их старозаветному сырью и
к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за то будущее, о котором Ечкин говорил с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным людям. Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно будет жить простому человеку.
Судьба Устеньки быстро устроилась, — так быстро,
что все казалось ей каким-то сном. И долго впоследствии она не могла отделаться от этого чувства. А
что, если б Стабровский не захотел приехать
к ним первым? если бы отец вдруг заупрямился? если бы соборный протопоп начал отговаривать папу? если бы она сама, Устенька, не понравилась с первого раза чопорной английской гувернантке мисс Дудль? Да мало ли
что могло быть, а предвидеть все мелочи и случайности невозможно.
— Болеслав Брониславич, — поправил Стабровский с улыбкой. — Впрочем,
что же вам беспокоить маленькую хозяйку? Лучше мы сами
к ней пойдем… Не правда ли, мисс Дудль?