Как это ни странно, но до известной степени Полуянов
был прав. Да, он принимал благодарности, а что было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и есть подозрение, что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни папы, ни мамы не скажут.
Неточные совпадения
— Мамынька, да,
право же, ей-богу, я ничего… Я тоже
буду прятаться.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина
права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь
будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома не у чего
было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
— Позвольте мне самому знать мои
права… А вас я вызову, когда это
будет нужно.
Писарь сумрачно согласился. Он вообще
был не в духе. Они поехали верхами. Поповский покос
был сейчас за Шеинскою курьей, где шли заливные луга. Под Суслоном это
было одно из самых красивых мест, и суслонские мужики смотрели на поповские луга с завистью. С высокого
правого берега, точно браною зеленою скатертью, развертывалась широкая картина. Сейчас она
была оживлена сотнями косцов, двигавшихся стройною ратью. Ермилыч невольно залюбовался и со вздохом проговорил...
— Не понимаешь? Для других я лишенный
прав и особенных преимуществ, а для тебя муж… да. Другие-то теперь радуются, что Полуянова лишили всего, а сами-то еще хуже Полуянова… Если бы не этот проклятый поп, так я бы им показал. Да еще погоди, доберусь!.. Конечно, меня сошлют, а я их оттуда добывать
буду… хха! Они сейчас радуются, а потом я их всех подберу.
В первый момент доктор хотел показать письмо жене и потребовать от нее объяснений. Он делал несколько попыток в этом направлении и даже приходил с письмом в руке в комнату жены. Но достаточно
было Прасковье Ивановне взглянуть на него, как докторская храбрость разлеталась дымом. Письмо начинало казаться ему возмутительною нелепостью, которой он не имел
права беспокоить жену. Впрочем, Прасковья Ивановна сама вывела его из недоумения. Вернувшись как-то из клуба, она вызывающе проговорила...
Может
быть, этот прием употреблялся слишком часто и потерял свое психологическое значение, может
быть, строгая англичанка
была сама не
права, но Дидя ни за что не хотела извиняться, так что вынужден
был вмешаться отец.
— Устенька, вы уже большая девушка и поймете все, что я вам скажу… да. Вы знаете, как я всегда любил вас, — я не отделял вас от своей дочери, но сейчас нам, кажется, придется расстаться. Дело в том, что болезнь Диди до известной степени заразительна, то
есть она может передаться предрасположенному к подобным страданиям субъекту. Я не желаю и не имею
права рисковать вашим здоровьем. Скажу откровенно, мне очень тяжело расставаться, но заставляют обстоятельства.
Это
было доказательство его
права на существование.
— Ведь я попрежнему
буду бывать у вас каждый день, Болеслав Брониславич, — точно оправдывалась Устенька. — И потом я столько обязана всем вам… Сейчас,
право, даже не сумею всего высказать.
Мы, старики, прошли тяжелую школу, с нами
были несправедливы, и мы
были несправедливы, и это нас мучило, делало несчастными и отравляло даже то маленькое счастье, на какое имеет
право каждая козявка.
— Если б это
было нужно, папа, то отчего же не пойти за
правое дело?
— Нужно
быть сумасшедшим, чтобы не понимать такой простой вещи. Деньги — то же, что солнечный свет, воздух, вода, первые поцелуи влюбленных, — в них скрыта животворящая сила, и никто не имеет
права скрывать эту силу. Деньги должны работать, как всякая сила, и давать жизнь, проливать эту жизнь, испускать ее лучами.
— Вы понимаете, что если я даю средства, то имею в виду воспользоваться известными
правами, — предупреждал Мышников. — Просто под проценты я денег не даю и не желаю
быть ростовщиком. Другое дело, если вы мне выделите известный пай в предприятии. Повторяю: я верю в это дело, хотя оно сейчас и дает только одни убытки.
Все гурьбой пошли в капитанскую каюту, помещавшуюся у
правого колеса. Матросы переглядывались. И Михей Зотыч, и Полуянов, и Харитина
были известные люди. Каюта
была крошечная, так что гости едва разместились.
На старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и
был прав, потому что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром, бог весть какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро в деревенской церкви, зная, что отец не любит офицеров по странному предубеждению, будто бы все военные картежники и мотишки.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас,
право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы,
право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Марья Антоновна. Не
буду, маменька.
Право, вперед не
буду.
Анна Андреевна. Цветное!..
Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно тебе
будет гораздо лучше, потому что я хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось?
Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Марья Антоновна.
Право, я не знаю… мне так нужно
было идти. (Села.)