Неточные совпадения
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по душе, а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде
времени? Он шел опять по Хлебной улице и думал о том, как здесь все переменится через несколько
лет и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
Как быстро идет
время, нет — летит. Давно ли, кажется, доктор Кочетов женился на Прасковье Ивановне, а уж прошло больше трех
лет.
— О, она плохо кончит! — уверял Стабровский в отчаянии и сам начинал смотреть на врачей, как на чудотворцев, от которых зависело здоровье его Диди. — Теперь припадки на
время прекратились, но есть двадцать первый
год. Что будет тогда?
Проезжая мимо Суслона, Луковников завернул к старому благоприятелю попу Макару. Уже в больших
годах был поп Макар, а все оставался такой же. Такой же худенький, и хоть бы один седой волос. Только с каждым
годом старик делался все ниже, точно его гнула рука
времени. Поп Макар ужасно обрадовался дорогому гостю и под руку повел его в горницы.
Михей Зотыч только слушал и молчал, моргая своими красными веками. За двадцать
лет он мало изменился, только сделался ниже. И все такой же бодрый, хотя уж ему было под девяносто. Он попрежнему сосал ржаные корочки и запивал водой. Старец Анфим оставался все таким же черным жуком.
Время для скитников точно не существовало.
Доходные
годы не могли покрыть этих дефицитов, а только на
время отдаляли неминучую беду.
Все дело заключалось только в том, чтобы выиграть
время и дождаться, когда какой-нибудь один
год даст сотни тысяч дивиденда.
Мышников теперь даже старался не показываться на публике и с горя проводил все
время у Прасковьи Ивановны. Он за последние
годы сильно растолстел и тянул вместе с ней мадеру. За бутылкой вина он каждый день обсуждал вопрос, откуда Галактион мог взять деньги. Все богатые люди наперечет. Стабровский выучен и не даст, а больше не у кого. Не припрятал ли старик Луковников? Да нет, — не такой человек.
Было то
время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая, не налитым, еще легким колосом волнуется по ветру, когда зеленые овсы, с раскиданными по ним кустами желтой травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной пары́ с оставленными дорогами, которые не берет соха, вспаханы до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе с медовыми травами, и на низах, ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
Тут человек идет рядом с природой, с
временами года, соучастник и собеседник всему, что совершается в творенье.
Гм! гм! Читатель благородный, // Здорова ль ваша вся родня? // Позвольте: может быть, угодно // Теперь узнать вам от меня, // Что значит именно родные. // Родные люди вот какие: // Мы их обязаны ласкать, // Любить, душевно уважать // И, по обычаю народа, // О Рождестве их навещать // Или по почте поздравлять, // Чтоб остальное
время года // Не думали о нас они… // Итак, дай Бог им долги дни!
Илья Ильич жил как будто в золотой рамке жизни, в которой, точно в диораме, только менялись обычные фазисы дня и ночи и
времен года; других перемен, особенно крупных случайностей, возмущающих со дна жизни весь осадок, часто горький и мутный, не бывало.
Как ни привыкаешь к противоположностям здешнего климата с нашим и к путанице во
временах года, а иногда невольно поразишься мыслью, что теперь январь, что вы кутаетесь там в меха, а мы напрасно ищем в воде отрады.
Неточные совпадения
К нам земская полиция // Не попадала по́
году, — // Вот были
времена!
— Во
времена досюльные // Мы были тоже барские, // Да только ни помещиков, // Ни немцев-управителей // Не знали мы тогда. // Не правили мы барщины, // Оброков не платили мы, // А так, когда рассудится, // В три
года раз пошлем.
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове с 1762 по 1770
год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим
годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это было едва ли не лучшее
время в его истории.
Летопись ведена преемственно четырьмя городовыми архивариусами [Архивариус — чиновник, ведающий архивом.] и обнимает период
времени с 1731 по 1825
год.
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата [Марат в то
время не был известен; ошибку эту, впрочем, можно объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому, не по горячим следам, а несколько
лет спустя.