Неточные совпадения
Это
был вообще мрачный
человек, делавший дело с обиженным видом.
—
Был такой грех, Флегонт Василич… В том роде, как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина — не прост
человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
— Слыхали, — протянул писарь. — Много вас, таких-то божьих
людей, кажное лето по Ключевой идет. Достаточно известны. Ну, а дальше што можешь объяснить? Паспорт
есть?
— Где
был, там ничего не осталось, — хрипло отвечает молодой
человек и по пути вытягивает нагайкой Ахмета по спине.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну, надо ли
было дурище наваливаться на такого
человека, а?.. Растерзать тебя мало…
В Заполье из дворян проживало
человек десять, не больше, да и те все
были наперечет, начиная с знаменитого исправника Полуянова и кончая приблудным русским немцем Штоффом, явившимся неизвестно откуда и еще более неизвестно зачем.
Даже на неприхотливый взгляд Михея Зотыча горницы
были малы для такого
человека, как Тарас Семеныч.
—
Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком
был, хозяина обворовал и на воровские деньги в
люди вышел.
Они одевались уже по-новому, в пиджаки и сюртуки, как следует
быть новым
людям.
Это
был молчаливый
человек, занятый какими-то своими мыслями.
Братья нисколько не сомневались, что отец не
будет шутить и сдержит свое слово. Не такой
человек, чтобы болтать напрасно. Впрочем, Галактион ничем не обнаруживал своего волнения и относился к своей судьбе, как к делу самому обыкновенному.
Дед так и прожил «колобком» до самой смерти, а сын, Михей Зотыч, уже
был приписан к заводским
людям, наравне с другими детьми.
Этому «заводскому сыну» пришлось пройти очень тяжелую школу, пока он выбился в
люди, то
есть достиг известной самостоятельности.
Но выкупиться богатому подрядчику из заводской неволи
было немыслимо: заводы не нуждались в деньгах, как помещики, а отпускать от себя богатого
человека невыгодно, то
есть богатого по своей крепостной заводской арифметике.
Получив вольную (действие происходило в сороковых годах), Михей Зотыч остался на заводах. Он арендовал у заводовладельца мельницу в верховьях Ключевой и зажил на ней совсем вольным
человеком. Нужно
было снова нажить капитал, чтобы выступить на другом поприще. И этот последний шаг Михей Зотыч делал сейчас.
Чужие-то
люди все заметят и зубы во рту у невесты пересчитают, и Анфуса Гавриловна готова
была вылезти из кожи, чтобы не осрамить своей репутации.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила другая тетка, — не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не
человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж
была своя невеста на примете, любовным делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
Появились и другие неизвестные
люди. Их привел неизвестно откуда Штофф. Во-первых, вихлястый худой немец с бритою верхней губой, — он говорил только вопросами: «Что вы думаете? как вы сказали?» Штофф отрекомендовал его своим самым старым другом, который попал в Заполье случайно, проездом в Сибирь. Фамилия нового немца
была Драке, Федор Федорыч.
В компании он
был милейшим
человеком — забавник, балагур, питух, песенник, бабий угодник, — на все руки.
— Это, голубчик, гениальнейший
человек, и другого такого нет, не
было и не
будет. Да… Положим, он сейчас ничего не имеет и бриллианты поддельные, но я отдал бы ему все, что имею. Стабровский тоже хорош, только это уж другое: тех же щей, да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие дела обделывали.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим
человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это
была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Постройка новой мельницы отозвалась в Суслоне заметным оживлением, особенно по праздникам, когда гуляли здесь обе вятские артели. Чувствовалось, что делалось какое-то большое дело, и все ждали чего-то особенного.
Были и свои скептики, которые сомневались, выдержит ли старый Колобов, — очень уж большой капитал требовался сразу. В качестве опытного
человека и родственника писарь Замараев с большими предосторожностями завел об этом речь с Галактионом.
Ей так надоело жить в чужих
людях, у всех на виду, а тут
был свой угол, свое гнездо.
— Да ты кто таков,
человек,
будешь?
Сами по себе новые
люди были все очень милые, вежливые и веселые.
Этот прилив новых
людей закончился нотариусом Меридиановым, тоже своим
человеком, — он
был сын запольского соборного протопопа, — и двумя следователями. Говорили уже о земстве, которое не сегодня-завтра должно
было открыться. Все эти новые
люди устраивались по-своему и не хотели знать старых порядков, когда всем заправлял один исправник Полуянов да два ветхозаветных заседателя.
Хитрый немец проник даже к попу Макару. Едва ли он сам знал, зачем
есть поп Макар, но и он тоже
ест свой кусочек хлеба с маслом и может пригодиться. Поп Макар
был очень недоверчивый
человек и отнесся к немцу почти враждебно.
— Я хочу и сама пожить, — заявила она с наивностью намучившегося
человека. —
Будет с нас детей.
— А какие там
люди, Сима, — рассказывал жене Галактион, — смелые да умные! Пальца в рот не клади… И все дело ведется в кредит. Капитал — это вздор. Только бы умный да надежный
человек был, а денег сколько хочешь. Все дело в обороте. У нас здесь и капитал-то у кого
есть, так и с ним некуда деться. Переваливай его с боку на бок, как дохлую лошадь. Все от оборота.
— А вы приезжайте к нам в Заполье. Может
быть, и дельце найдем.
Люди нужны, а их нет.
Вы вот умный
человек и понимаете совершенно верно, что с мельницей у вас лет через пять
будет все кончено.
Потом у вас
есть уменье иметь дело с
людьми.
— Э, дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды, а потом… Вы знаете, что дом Харитона Артемьича на жену, — ну, она передаст его вам: вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и дом… Кроме того, у вас уже сейчас в коммерческом мире
есть свое имя, как дельного
человека, а это большой ход. Вас знают и в Заполье и в трех уездах… О, известность — тоже капитал!
— Вот теперь мы добрались и до настоящего фундамента, — повторял Полуянов, расхаживая по комнате с видом
человека, вернувшегося домой. — Галактион,
выпьем.
Дальше события немножко перепутались. Галактион помнил только, что поднимался опять куда-то во второй этаж вместе с Полуяновым и что шубы с них снимала красивая горничная, которую Полуянов пребольно щипнул. Потом их встретила красивая белокурая дама в сером шелковом платье. Кругом
были все те же
люди, что и в думе, и Голяшкин обнимал при всех белокурую даму и говорил...
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый
человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь
будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома не у чего
было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
— Муж? — повторила она и горько засмеялась. — Я его по неделям не вижу… Вот и сейчас закатился в клуб и проиграет там до пяти часов утра, а завтра в уезд отправится. Только и видела… Сидишь-сидишь одна, и одурь возьмет. Тоже живой
человек… Если б еще дети
были… Ну, да что об этом говорить!.. Не стоит!
— Молодой
человек, постарайся, — наставительно говорил Луковников покровительствовавший Галактиону, — а там видно
будет… Ежели в отца пойдешь, так без хлеба не останешься.
Но ведь не он, так на его место найдется десяток других охотников, притом во главе конкурса стоял такой почтенный
человек, как старик Луковников; наконец, ему не из чего
было выбирать, а жить
было нужно.
Винокуренный завод интересовал Галактиона и без этих указаний. Главное затруднение при выяснении дела заключалось в том, что завод принадлежал Бубнову наполовину с Евграфом Огибениным, давно уже пользовавшимся невменяемостью своего компаньона и ловко хоронившим концы. Потом оказалось, что и сам хитроумный Штофф тоже
был тут при чем-то и потому усиленно юлил перед Галактионом. Все-таки свой
человек и, в случае чего, не продаст. Завод
был небольшой, но давал солидные средства до сих пор.
Эта первая неудачная встреча не помешала следующим, и доктор даже понравился Галактиону, как
человек совершенно другого, неизвестного ему мира. Доктор постоянно
был под хмельком и любил поговорить на разные темы, забывая на другой день, о чем говорилось вчера.
Требовалось что-то новое, чтобы потом не стыдно
было в
люди показать.
— Послушайте, Тарас Семеныч, я знаю, что вы мне не доверяете, — откровенно говорил Ечкин. — И даже
есть полное основание для этого… Действительно, мы, евреи, пользуемся не совсем лестной репутацией. Что делать? Такая уж судьба! Да… Но все-таки это несправедливо. Ну, согласитесь: когда
человек родится, разве он виноват, что родится именно евреем?
— А между тем обидно, Тарас Семеныч. Поставьте себя на мое место. Ведь еврей такой же
человек. Среди евреев
есть и дураки и хорошие
люди. Одним словом, предрассудок. А что верно, так это то, что мы
люди рабочие и из ничего создаем капиталы. Опять-таки: никто не мешает работать другим. А если вы не хотите брать богатства, которое лежит вот тут, под носом… Упорно не хотите. И средства
есть и энергия, а только не хотите.
— Я говорю к примеру… Мало ли
есть других дел, Тарас Семеныч? Только нужны
люди и деньги… да.
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня
есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны
люди и деньги.
Для Луковникова ясно
было одно, что новые умные
люди подбираются к их старозаветному сырью и к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за то будущее, о котором Ечкин говорил с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным
людям. Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно
будет жить простому
человеку.
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким
людям и на свете жить. Только в глубине души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть.
Будь Ечкин кровный русак, совсем бы другое дело.
Дела Галактиона шли попрежнему. Бубновский конкурс мог тянуться бесконечно. Но его интересовал больше всех устав нового банка, который писал Штофф. По этому делу Галактион несколько раз
был у Стабровского, где велись предварительные обсуждения этого устава, причем Стабровский обязательно вызывал Ечкина. Этот странный
человек делал самые ценные замечания, и Стабровский приходил в восторг.
Каждому
человеку присвоена своя психология, и таковая
была также и у исправника Полуянова.