Неточные совпадения
Старый коморник, по прозванию Слепень, не узнал его и даже не снял шапки, приняв за кого-нибудь из служащих
с медного рудника, завертывавших по
вечерам на фабрику, чтобы в конторке сразиться в шашки.
К
вечеру народу в кабаке набралось много, и она торговала
с опухшими от слез глазами.
Одни девки, как беспастушная скотина, ничего знать не хотели и только ждали
вечера, чтобы горланить песни да
с парнями зубы скалить.
Когда ей приходилось особенно тошно, она
вечером завертывала на покос к Чеботаревым, — и люди они небогатые, свой брат, и потом товарка здесь была у Наташки, старшая дочь Филиппа, солдатка Аннушка, работавшая на фабрике вместе
с Наташкой.
Когда кончили вершить зарод, Макар и Федор ушли копнить поспевшее к
вечеру сено, а за ними поплелись бабы. Тит спустился
с зарода, обругал Пашку, который неладно покрывал верхушку зарода свежими березовыми ветками, и подошел к дожидавшим старичкам.
Хитрый Коваль пользовался случаем и каждый
вечер «полз до шинка», чтобы выпить трохи горилки и «погвалтувати»
с добрыми людьми. Одна сноха Лукерья ходила
с надутым лицом и сердитовала на стариков. Ее туляцкая семья собиралась уходить в орду, и бедную бабу тянуло за ними. Лукерья выплакивала свое горе где-нибудь в уголке, скрываясь от всех. Добродушному Терешке-казаку теперь особенно доставалось от тулянки-жены, и он спасался от нее тоже в шинок, где гарцевал батько Дорох.
Вообще происходило что-то непонятное, странное, и Нюрочка даже поплакала, зарывшись
с головой под свое одеяло. Отец несколько дней ходил грустный и ни о чем не говорил
с ней, а потом опять все пошло по-старому. Нюрочка теперь уже начала учиться, и в ее комнате стоял особенный стол
с ее книжками и тетрадками. Занимался
с ней по
вечерам сам Петр Елисеич, — придет
с фабрики, отобедает, отдохнет, напьется чаю и скажет Нюрочке...
«Зарежет он меня когда-нибудь, — думала она каждый
вечер, укладываясь спать под одну шубу
с мужем. — Беспременно зарежет…»
Вечером Петр Елисеич отправился к матери вместе
с Нюрочкой.
Он явился только к
вечеру, навеселе, и вместе
с Титом.
С этого разговора песни Наташки полились каждый
вечер, а днем она то и дело попадала Груздеву на глаза. Встретится, глаза опустит и даже покраснеет. Сейчас видно, что очестливая девка, не халда какая-нибудь. Раз вечерком Груздев сказал Артему, чтобы он позвал Наташку к нему в балаган: надо же ее хоть чаем напоить, а то что девка задарма горло дерет?
По
вечерам солдат любил посидеть где-нибудь у огонька и подумать про себя. Нейдут у него
с ума скиты и — кончено, а Мосей еще подбавляет — и о Заболотье рассказал, и об Анбаше, и о Красном Яре. Много добра по скитам попрятано…
Вечером в Петров день мастерица Таисья
с Нюрочкой потихоньку убралась
с островов, точно она скрывалась от какой неминучей беды.
Солдат Артем только слушал эти толки о земле, а сам в разговоры не вступался. Он думал свое и при случае расспрашивал Мосея о скитах. Уляжется
вечером на полати
с Мосеем и заведет речь.
— А я пришла прощаться
с вами, Парасковья Ивановна, — заговорила Нюрочка. — Сегодня
вечером мы переезжаем.
Он встретил старых господ совершенно равнодушно, точно так все и должно быть, а
вечером пришел поздравить
с новосельем.
Наступила страда, но и она не принесла старикам обычного рабочего счастья. Виной всему был покос Никитича, на котором доменный мастер страдовал вместе
с племянником Тишкой и дочерью Оленкой. Недавние ребята успели сделаться большими и помогали Никитичу в настоящую силу. Оленка щеголяла в кумачном сарафане, и ее голос не умолкал
с утра до ночи, — такая уж голосистая девка издалась. Пашка Горбатый, страдовавший
с отцом, потихоньку каждый
вечер удирал к Тишке и вместе
с ним веселился на кержацкую руку.
Сергей бывал, главным образом, по
вечерам, поэтому и не встречался
с Таисьей, но раз он завернул утром и столкнулся в дверях
с ней носом к носу.
По праздникам на базаре не толпился народ, а
вечером домой
с пасева возвращалось всего десятка два коров.
Таисья только качала головой, слушая этот бред.
Вечером завернул о. Сергей, уже слышавший о несчастии. Нюрочка встретила его
с красными от слез глазами. Она догадалась, что о. Сергея пригласил Вася.
Каждый
вечер доктор уходил в Пеньковку и подолгу сидел, разговаривая
с Ефимом Андреичем или
с Нюрочкой.
Вася тоже приходил по
вечерам, скромно усаживался куда-нибудь в уголок и больше молчал, подавленный своею необразованностью, — он от всей души завидовал доктору, который вот так свободно может говорить
с Нюрочкой обо всем, точно сам родился и вырос в Ключевском.
Раз
вечером, оставшись в комнате
с глазу на глаз
с доктором, она
с решительным видом проговорила...
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще
с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Итак, отдавши нужные приказания еще
с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.
Неточные совпадения
Однако Клима Лавина // Крестьяне полупьяные // Уважили: «Качать его!» // И ну качать… «Ура!» // Потом вдову Терентьевну //
С Гаврилкой, малолеточком, // Клим посадил рядком // И жениха
с невестою // Поздравил! Подурачились // Досыта мужики. // Приели все, все припили, // Что господа оставили, // И только поздним
вечером // В деревню прибрели. // Домашние их встретили // Известьем неожиданным: // Скончался старый князь! // «Как так?» — Из лодки вынесли // Его уж бездыханного — // Хватил второй удар! —
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую //
С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к
вечеру покинули // Бурливое село…
С Агапом пил до
вечера, // Обнявшись, до полуночи // Деревней
с ним гулял, // Потом опять
с полуночи // Поил его — и пьяного // Привел на барский двор.
Поедешь ранним
вечером, // Так утром вместе
с солнышком // Поспеешь на базар.
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка.
С утра до
вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!