Неточные совпадения
Из разбогатевших подрядчиков Самойло Евтихыч Груздев на Мурмосских заводах представлял
своею особой громадную
силу: он отправлял заводский караван по р.
Тит схватил его за волосы и принялся колотить
своею палкой что было
силы. Гибкий черемуховый прут только свистел в воздухе, а Макар даже не пробовал защищаться. Это был красивый, широкоплечий парень, и Ганне стало до смерти его жаль.
Макар ушел к себе в заднюю избу, где его жена Татьяна стирала на ребят. Он все еще не мог прочухаться от родительской трепки и недружелюбно смотрел на широкую спину безответной жены, взятой в богатую семью за
свою лошадиную
силу.
Но его кудрявая голова очутилась сейчас же в руках у Таисьи, и он только охнул, когда она с неженскою
силой ударила его между лопаток кулаком. Это обескуражило баловня, а когда он хотел вцепиться в Таисьину руку
своими белыми зубами, то очутился уже на полу.
Эта исконная тяга великорусского племени к
своей земле сказалась в старых крестьянках с какою-то болезненною
силой.
«Анисья, ты у меня не дыши, а то всю выворочу на левую сторону…» Приказчица старалась изо всех
своих бабьих
сил и только скалила зубы, когда Палач показывал ей кулаки.
Это сознание
своего одиночества проснулось с новою
силой.
Обоз с имуществом был послан вперед, а за ним отправлена в особом экипаже Катря вместе с Сидором Карпычем. Петр Елисеич уехал с Нюрочкой. Перед отъездом он даже не зашел на фабрику проститься с рабочими: это было выше его
сил. Из дворни господского дома остался на
своем месте только один старик сторож Антип. У Палача был
свой штат дворни, и «приказчица» Анисья еще раньше похвалялась, что «из мухинских» никого в господском доме не оставит.
Когда ей делалось особенно тяжело, старуха посылала за басурманочкой и сейчас же успокаивалась. Нюрочка не любила только, когда бабушка упорно и долго смотрела на нее
своими строгими глазами, — в этом взгляде выливался последний остаток
сил бабушки Василисы.
Мы вот тут сидим в лесу да грехи
свои отмаливаем, а наши же наставники да наставницы большую
силу забирают у милостивцев, и на заводах, и в городу.
Как голодные волки рыщут поморцы и большую
силу забирают через
своих баб, потому как у них явный брак считается за самый большой грех, а тайный блуд прощается.
— А вот и пойдет… Заводская косточка, не утерпит: только помани. А что касаемо обиды, так опять
свои люди и счеты
свои… Еще в
силе человек, без дела сидеть обидно, а главное —
свое ведь кровное заводское-то дело! Пошлют кого другого — хуже будет… Сам поеду к Петру Елисеичу и буду слезно просить. А уж я-то за ним — как таракан за печкой.
— Распыхался уж очень Самойло-то Евтихыч, — прибавила Парасковья Ивановна точно в
свое оправдание. — Не под
силу дерево заломил.
Но теперь старый Тит опять наложил
свою железную руку на все хозяйство, хотя уж прежней
силы у него и не было: взять подряд на куренную работу было не с чем — и вся снасть позорена, и
своей живой
силы не хватило бы.
Работа
своя, привычная, а по первопутку, гляди, большак Федор из орды воротится, тогда бы Тит сам-четверт в курень выехал: сам еще в
силах, да три сына, да две снохи.
В голове Макара эта мысль о земле засела клином. Смутно сказался тот великорусский пахарь, который еще жил в заводском лесообъездчике. Это была темная тяга к
своей земле, которая прошла стихийною
силой через всю русскую историю.
— Задушу,
своими руками задушу… — хрипела Ганна, из последних
сил таская Федорку за волосы. — Я тебя народила, я тебя и задушу… Знаю, куда ты по ночам шляешься! Ну, чего ты молчишь?
— Мы из миру-то в леса да в горы бежим спасаться, — повествовала Таисья
своим ласковым речитативом, — а грех-то уж поперед нас забежал… Неочерпаемая
сила этого греха! На што крепка была наша старая вера, а и та пошатилась.
Разговор вообще плохо вязался, и Нюрочка выбивалась из
сил, чтобы занять чем-нибудь мудреных гостей. Прежде всего, конечно, явился чай, но Таисья отказалась. О. Сергей все покашливал. Нюрочка предчувствовала, что вся эта сцена разрешится какою-нибудь неприятностью, — так и случилось. Выпив
свой стакан, о. Сергей обратился к Таисье с таким вопросом...
— Если рабочим не нравятся новые порядки, то могут уходить на все четыре стороны, — повторял Голиковский направо и налево, чем еще более восстановлял против себя. — Я
силой никого не заставляю работать, а если
свои не захотят работать, так выпишем рабочих из других заводов, а в случае чего даже из России.
Она прибрала Груздева в
свои руки и мечтала только о том, чтобы развязаться с кабаком, где ей, пожалуй, уж не под
силу было управляться.
Забрал
силу также и старик Основа, открывший
свою лавку в Кержацком конце и в Пеньковке.
Лука Назарыч, стоя у
своего окна, каждое утро наблюдал вереницы двигавшихся подвод, и его старое крепостное сердце обливалось кровью: уходила та живая
сила, которая складывалась сотнями лет.
— Других? Нет, уж извините, Леонид Федорыч, других таких-то вы днем с огнем не сыщете… Помилуйте, взять хоть тех же ключевлян! Ах, Леонид Федорович, напрасно-с… даже весьма напрасно: ведь это полное разорение.
Сила уходит, капитал, которого и не нажить… Послушайте меня, старика, опомнитесь. Ведь это похуже крепостного права, ежели уж никакого житья не стало… По душе надо сделать… Мы наказывали, мы и жалели при случае. Тоже в каждом
своя совесть есть…
Сказывался старый пьяница, утоливший в водке всю
свою богатырскую
силу.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими
силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не смею более беспокоить
своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
А господин Шалашников // С
своей воинской
силою?
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает
силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие люди способствовали благу
своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло
свою доверенность и
силу, с высоты пышной
своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Над городом парит окруженный облаком градоначальник или, иначе, сухопутных и морских
сил города Непреклонска оберкомендант, который со всеми входит в пререкания и всем дает чувствовать
свою власть.