В десять часов в господском доме было совершенно темно, а прислуга ходила на цыпочках, не смея дохнуть.
Огонь светился только в кухне у Домнушки и в сарайной, где секретарь Овсянников и исправник Чермаченко истребляли ужин, приготовленный Луке Назарычу.
Он задрожит от гордости и счастья, когда заметит, как потом искра этого
огня светится в ее глазах, как отголосок переданной ей мысли звучит в речи, как мысль эта вошла в ее сознание и понимание, переработалась у ней в уме и выглядывает из ее слов, не сухая и суровая, а с блеском женской грации, и особенно если какая-нибудь плодотворная капля из всего говоренного, прочитанного, нарисованного опускалась, как жемчужина, на светлое дно ее жизни.
— Нет, все здоровы, а только что-то неладно… Вон в горнице-то у Гордея Евстратыча до которой поры по ночам
огонь светится. Потом сама-то старуха к отцу Крискенту ходила третьева дни…
* // В белом стане вопль, // В белом стане стон: // Обступает наша рать // Их со всех сторон. // В белом стане крик, // В белом стане бред. // Как пожар стоит // Золотой рассвет. // И во всех кабаках //
Огни светятся… // Завтра многие друг с другом // Уж не встретятся. // И все пьют за царя, // За святую Русь, // В ласках знатных шлюх // Забывая грусть.
Неточные совпадения
Это было длинное деревянное почерневшее здание, в котором, несмотря на поздний час, еще
светились огни и замечалось некоторое оживление.
Я оставил Пугачева и вышел на улицу. Ночь была тихая и морозная. Месяц и звезды ярко сияли, освещая площадь и виселицу. В крепости все было спокойно и темно. Только в кабаке
светился огонь и раздавались крики запоздалых гуляк. Я взглянул на дом священника. Ставни и ворота были заперты. Казалось, все в нем было тихо.
Клим сел против него на широкие нары, грубо сбитые из четырех досок; в углу нар лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой,
светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу, поставила ее на стол и, посмотрев на Клима, сказала дьякону:
За двойными рамами кое-где
светились желтенькие
огни, но окна большинства домов были не освещены, привычная, стойкая жизнь бесшумно шевелилась в задних комнатах.
Самгин вспомнил, что она не первая говорит эти слова, Варвара тоже говорила нечто в этом роде. Он лежал в постели, а Дуняша, полураздетая, склонилась над ним, гладя лоб и щеки его легкой, теплой ладонью. В квадрате верхнего стекла окна
светилось стертое лицо луны, — желтая кисточка
огня свечи на столе как будто замерзла.