Неточные совпадения
Убитый Кирилл лежал попрежнему в снегу ничком. Он был в одной рубахе и в валенках. Длинные темные волосы разметались в снегу, как крыло подстреленной птицы. Около головы снег был окрашен кровью. Лошадь была оставлена версты за две, в береговом ситнике, и Мосей
соображал, что им придется нести убитого на руках. Эх, неладно, что он связался с этими мочеганами:
не то у них было на уме… Один за бабой погнался, другой за деньгами. Того гляди, разболтают
еще.
Неточные совпадения
Она
не соображала того, что его телеграмма была ответ на ее телеграмму и что он
не получал
еще ее записки.
— Ба! да и ты… с намерениями! — пробормотал он, посмотрев на нее чуть
не с ненавистью и насмешливо улыбнувшись. — Я бы должен был это
сообразить… Что ж, и похвально; тебе же лучше… и дойдешь до такой черты, что
не перешагнешь ее — несчастна будешь, а перешагнешь, — может,
еще несчастнее будешь… А впрочем, все это вздор! — прибавил он раздражительно, досадуя на свое невольное увлечение. — Я хотел только сказать, что у вас, маменька, я прощения прошу, — заключил он резко и отрывисто.
Сколько он мог судить и в чем бы он присягнул — нет,
не был! Он подумал
еще и
еще, припомнил все посещение Порфирия,
сообразил: нет,
не был, конечно,
не был!
И вдруг Раскольникову ясно припомнилась вся сцена третьего дня под воротами; он
сообразил, что, кроме дворников, там стояло тогда
еще несколько человек, стояли и женщины. Он припомнил один голос, предлагавший вести его прямо в квартал. Лицо говорившего
не мог он вспомнить и даже теперь
не признавал, но ему памятно было, что он даже что-то ответил ему тогда, обернулся к нему…
И если бы в ту минуту он в состоянии был правильнее видеть и рассуждать; если бы только мог
сообразить все трудности своего положения, все отчаяние, все безобразие и всю нелепость его, понять при этом, сколько затруднений, а может быть, и злодейств,
еще остается ему преодолеть и совершить, чтобы вырваться отсюда и добраться домой, то очень может быть, что он бросил бы все и тотчас пошел бы сам на себя объявить, и
не от страху даже за себя, а от одного только ужаса и отвращения к тому, что он сделал.