Неточные совпадения
Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] ворочает!» Она вспомнила, что сегодня среда — постный день, а Егор — кержак [Кержаками
на Урале, в
заводах, называют старообрядцев, потому что большинство из них выходцы с р. Керженца.
Дорога из Мурмосского
завода проходила широкою улицей по всему Туляцкому концу, спускалась
на поемный луг, где разлилась бойкая горная речонка Култым, и круто поднималась в гору прямо к господскому дому, который лицом выдвинулся к фабрике. Всю эту дорогу отлично было видно только из сарайной, где в критических случаях и устраивался сторожевой пункт. Караулили гостей или казачок Тишка, или Катря.
В Мурмосском заводском округе Ключевской
завод считался самым старейшим, а ключевская домна — одной из первых
на Урале.
Никто не помнил, когда он поселился
на Ключевском
заводе, да и сам он забыл об этом.
Ох, давно это было, как бежал он «из-под помещика», подпалив барскую усадьбу, долго колесил по России, побывал в Сибири и, наконец, пристроился
на Мурмосских
заводах, где принимали в былое время всяких беглых, как даровую рабочую силу.
Ключевской
завод принадлежал к числу знаменитейших Мурмосских
заводов, дача которых своими сотнями тысяч десятин залегла
на самом перевале Среднего Урала.
Дорога из Мурмосского
завода в Ключевской
завод почти все время шла по берегу озера Черчеж, а затем выходила
на бойкую горную речку Березайку.
В прежние времена, когда еще не было
заводов, в этих местах прятались всего два раскольничьих выселка:
на р.
Если смотреть
на Ключевской
завод откуда-нибудь с высоты, как, например, вершина ближайшей к
заводу горы Еловой, то можно было залюбоваться открывавшеюся широкою горною панорамой.
Малороссы и великороссы были «пригнаны»
на Урал и попали в Ключевской
завод, где и заняли свободные места по р.
Рано утром, еще совсем «
на брезгу», по дороге с пристани Самосадки, с настоящими валдайскими колокольчиками под дугой, в Ключевской
завод весело подкатил новенький троечный экипаж с поднятым кожаным верхом.
Из разбогатевших подрядчиков Самойло Евтихыч Груздев
на Мурмосских
заводах представлял своею особой громадную силу: он отправлял заводский караван по р.
Терешка махнул рукой, повернулся
на каблуках и побрел к стойке. С ним пришел в кабак степенный, седобородый старик туляк Деян, известный по всему
заводу под названием Поперешного, — он всегда шел поперек миру и теперь высматривал кругом, к чему бы «почипляться». Завидев Тита Горбатого, Деян поздоровался с ним и, мотнув головой
на галдевшего Терешку, проговорил...
Но сват уже пятился к дверям, озираясь по сторонам: Окулко был знаменитый разбойник, державший в страхе все
заводы. В дверях старики натолкнулись
на дурака Терешку и Парасковею-Пятницу, которых подталкивали в спину другие.
Скоро под окнами образовался круг, и грянула проголосная песня. Певцы были все кержаки, — отличались брательники Гущины. Обережной Груздева, силач Матюшка Гущин, достал берестяной рожок и заводил необыкновенно кудрявые колена; в Ключевском
заводе на этом рожке играли всего двое, Матюшка да доменный мастер Никитич. Проголосная песня полилась широкою рекой, и все затихло кругом.
Набат поднял весь
завод на ноги, и всякий, кто мог бежать, летел к кабаку. В общем движении и сумятице не мог принять участия только один доменный мастер Никитич, дожидавшийся под домной выпуска. Его так и подмывало бросить все и побежать к кабаку вместе с народом, который из Кержацкого конца и Пеньковки бросился по плотине толпами.
На Мурмосских
заводах было всего две школы — одна в Мурмосе, другая в Ключевском.
Выучился бы он в школе, поступил бы
на службу в
завод и превратился бы в обыкновенного крепостного служителя, но случилось иначе.
Проживавший за границей заводовладелец Устюжанинов как-то вспомнил про свои
заводы на Урале, и ему пришла дикая блажь насадить в них плоды настоящего европейского просвещения, а для этого стоило только написать коротенькую записочку главному заводскому управляющему.
К особенностям Груздева принадлежала феноменальная память.
На трех
заводах он почти каждого знал в лицо и мог назвать по имени и отчеству, а в своих десяти кабаках вел счеты
на память, без всяких книг. Так было и теперь. Присел к стойке, взял счеты в руки и пошел пощелкивать, а Рачителиха тоже
на память отсчитывалась за две недели своей торговли. Разница вышла в двух полуштофах.
На Дуньку надели лошадиный хомут и в таком виде водили по всему
заводу.
— А наши-то тулянки чего придумали, — трещала участливо Домнушка. — С ног сбились, всё про свой хлеб толкуют. И всё старухи… С
заводу хотят уезжать куда-то в орду, где земля дешевая. Право… У самих зубов нет, а своего хлеба захотели, старые… И хохлушек туда же подманивают, а доведись до дела, так
на снохах и поедут. Удумали!.. Воля вышла, вот все и зашевелились: кто куда, — объясняла Домнушка. — Старики-то так и поднялись, особенно в нашем Туляцком конце.
На голове красовалась старинная шелковая шляпа вроде цилиндра, — в Ключевском
заводе все раскольники щеголяли в таких цилиндрах.
На Самосадке народ жил справно, благо сплав заводского каравана давал всем работу: зимой рубили лес и строили барки, весной сплавляли караван, а остальное время шло
на свои домашние работы,
на перевозку металлов из Ключевского
завода и
на куренную работу.
— Давно не видались… — бормотал Петр Елисеич. — Что ко мне не заглянешь
на Ключевской
завод, Мосей?
— Ты все про других рассказываешь, родимый мой, — приставал Мосей, разглаживая свою бороду корявою, обожженною рукой. — А нам до себя… Мы тебя своим считаем, самосадским, так, значит, уж ты все обскажи нам, чтобы без сумления. Вот и старички послушают… Там
заводы как хотят, а наша Самосадка допрежь
заводов стояла. Прапрадеды жили
на Каменке, когда о
заводах и слыхом было не слыхать… Наше дело совсем особенное. Родимый мой, ты уж для нас-то постарайся, чтобы воля вышла нам правильная…
Такие же мытые избы стояли и в Кержацком конце
на Ключевском
заводе, потому что там жили те же чистоплотные, как кошки, самосадские бабы.
— Перестань ты морочить-то, а говори по-людски! — оборвал его Груздев и, указав
на него Мухину, прибавил: — Вот этакие смиренные иноки разъезжают теперь по
заводам и смутьянят…
Этот обычай переходил из рода в род, и Самосадка славилась своими борцами, которые почти каждый год торжествовали и у себя дома и
на Ключевском
заводе.
По кругу пробежал ропот неудовольствия: если мочеганин унесет круг, то это будет вечным позором для всей пристани, и самосадским борцам стыдно будет показать глаза
на Ключевской
завод.
Страда
на уральских горных
заводах — самое оживленное и веселое время.
Сваты даже легонько повздорили и разошлись недовольные друг другом. Особенно недоволен был Тит: тоже послал бог свата, у которого семь пятниц
на неделе. Да и бабы хороши! Те же хохлы наболтали, а теперь валят
на баб. Во всяком случае, дело выходит скверное: еще не начали, а уж разговор пошел по всему
заводу.
И старух тулянок и старух хохлушек связывали теперь общие воспоминания: ведь их вместе пригнали
на Ключевской
завод и вместе они приживались здесь.
— Ну, ты, француз, везде бывал и всякие порядки видывал, — говорил он с обычною своею грубостью, —
на устюжаниновские денежки выучился… Ну, теперь и помогай. Ежели с крепостными нужно было строго, так с вольными-то вдвое строже. Главное, не надо им поддаваться… Лучше
заводы остановить.
Лука Назарыч поскакал в Ключевской
завод, как
на пожар.
— Это
на фабрике, милушка… Да и брательникам сейчас не до тебя: жен своих увечат. Совсем озверели… И меня Спирька-то в шею чуть не вытолкал! Вот управятся с бабами, тогда тебя бросятся искать по
заводу и в первую голову ко мне налетят… Ну, да у меня с ними еще свой разговор будет. Не бойся, Грунюшка… Видывали и не такую страсть!
— Последнее это дело! — кричала Наташка. — Хуже, чем по миру идти. Из-за Окулка же страмили
на весь
завод Рачителиху, и ты же к ней идешь за деньгами.
Раз, когда Петр Елисеич пришел из
завода, Нюрочка не утерпела и пожаловалась
на Домнушку.
Опять тормозила петербургская контора, потому что весь вопрос сводился
на деньги; заводовладельцы привыкли только получать с
заводов миллионные прибыли и решительно ничего не вкладывали в дело от себя.
Пришлось Макару задержать Терешку силой, причем сумасшедший полез драться. Возы было остановились, но Тит махнул шапкой, чтобы не зевали. Макар держал ругавшегося Терешку за руки и, пропустив возы, под руку повел его обратно в
завод. Терешка упирался, плевал
на Макара и все порывался убежать за обозом.
— Ничего, это нам
на руку, — иронизировал Лука Назарыч. — С богатыми не умели справиться, так, может, управимся как-нибудь с разоренными… Кто их гнал с
завода?
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна ушла в кухню, чтобы сделать необходимые приготовления к ужину. Нюрочка осталась в чужом доме совершенно одна и решительно не знала, что ей делать. Она походила по комнатам, посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и вышла
на двор. Ворота были отворены, и Нюрочка вышла
на улицу. Рынок, господский дом, громадная фабрика, обступившие
завод со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
— Я? А, право, и сам не знаю… Есть маленькие деньжонки, сколочены про черный день, так их буду проедать, а потом найду где-нибудь место
на других
заводах. Земля не клином сошлась…
Хоть бы одним глазком глянуть ей
на свой Ключевской
завод!
Вон
на Кукарских
заводах этак-то «ушла шахта», так девять человек рабочих утонуло, да воду паровыми машинами полгода отливали.
— Самосадка-то пораньше и Ключевского и Мурмоса стояла, — повторяли старички коноводы. — Деды-то вольные были у нас,
на своей земле сидели, а Устюжанинов потом неправильно записал Самосадку к своим
заводам.
Прямым следствием этого невыяснившегося еще движения являлось то, что ни
на Ключевском
заводе, ни в Мурмосе уставной грамоты население еще не подписывало до сих пор, и вопрос о земле оставался открытым.
— Надо полагать, что так…
На заводе-то одни мужики робят, а бабы шишляются только по-домашнему, а в крестьянах баба-то наравне с мужиком: она и дома, и в поле, и за робятами, и за скотиной, и она же всю семью обряжает. Наварлыжились наши заводские бабы к легкому житью, ну, им и не стало ходу. Вся причина в бабах…
— А потому… Известно, позорили. Лесообъездчики с Кукарских
заводов наехали этак
на один скит и позорили. Меду одного, слышь, пудов с пять увезли, воску, крупчатки, денег… Много добра в скитах лежит, вот и покорыстовались. Ну, поглянулось им, лесообъездчикам, они и давай другие скиты зорить… Большие деньги, сказывают, добыли и теперь в купцы вышли. Дома какие понастроили, одежу завели, коней…
На Крутяш Груздев больше не заглядывал, а, бывая в Ключевском
заводе, останавливался в господском доме у Палача. Это обижало Петра Елисеича: Груздев точно избегал его. Старик Ефим Андреич тоже тайно вздыхал: по женам они хоть и разошлись, а все-таки
на глазах человек гибнет. В маленьком домике Ефима Андреича теперь особенно часто появлялась мастерица Таисья и под рукой сообщала Парасковье Ивановне разные новости о Груздеве.