Неточные совпадения
— Дунька… А вот разойми у нас руки: сватами
будем, — заговорил Тит Горбатый,
останавливаясь у стойки.
Челыш и Беспалый в это время шептались относительно Груздева. Его теперь можно
будет взять, потому как и
остановился он не у Основы, а в господском доме. Антип обещал подать весточку, по какой дороге Груздев поедет, а он большие тысячи везет с собой. Антип-то ловко все разведал у кучера: водку даве вместе
пили, — ну, кучер и разболтался, а обережного обещался
напоить. Проворный черт, этот Матюшка Гущин, дай бог троим с ним одним управиться.
Они прибежали в контору. Через темный коридор Вася провел свою приятельницу к лестнице наверх, где помещался заводский архив. Нюрочка здесь никогда не бывала и
остановилась в нерешительности, но Вася уже тащил ее за руку по лестнице вверх. Дети прошли какой-то темный коридор, где стояла поломанная мебель, и очутились, наконец, в большой низкой комнате, уставленной по стенам шкафами с связками бумаг. Все здесь
было покрыто толстым слоем пыли, как и следует
быть настоящему архиву.
Все это происходило за пять лет до этого дня, и Петр Елисеич снова переживал свою жизнь, сидя у Нюрочкиной кроватки. Он не слыхал шума в соседних комнатах, не слыхал, как расходились гости, и опомнился только тогда, когда в господском доме наступила полная тишина. Мельники, говорят, просыпаются, когда
остановится мельничное колесо, так
было и теперь.
На мосту ей попались Пашка Горбатый, шустрый мальчик, и Илюшка Рачитель, — это
были закадычные друзья. Они ходили вместе в школу, а потом бегали в лес, затевали разные игры и баловались. Огороды избенки Рачителя и горбатовской избы
были рядом, что и связывало ребят: вышел Пашка в огород, а уж Илюшка сидит на прясле, или наоборот. Старая Ганна пристально посмотрела на будущего мужа своей ненаглядной Федорки и даже
остановилась: проворный парнишка
будет, ежели бы не семья ихняя.
Сборы Илюшки
были окончены в пять минут: две новых рубахи, новые сапоги и суконное пальтишко
были связаны в один узел и засунуты в повозку Груздева под козла. Рачителиха, заливаясь слезами,
остановилась в дверях кабака.
Палач выскочил в переднюю, чтобы обругать смельчаков, нарушивших завтрак, но так и
остановился в дверях с раскрытым ртом: перед ним стояли заводские разбойники Окулко, Челыш и Беспалый. Первая мысль, которая мелькнула в голове Палача,
была та, что разбойники явились убить его, но он сейчас же услышал шептанье собравшегося у крыльца народа.
— Вот тебе и кто
будет робить! — посмеивался Никитич, поглядывая на собравшийся народ. — Хлеб за брюхом не ходит, родимые мои… Как же это можно, штобы этакое обзаведенье и вдруг
остановилось? Большие миллионты в него положены, — вот это какое дело!
Курень состоял из нескольких землянок вроде той, в какой Кирилл ночевал сегодня на Бастрыке. Между землянками стояли загородки и навесы для лошадей. Разная куренная снасть, сбруя и топоры лежали на открытом воздухе, потому что здесь и украсть
было некому. Охотничьи сани смиренного Заболотского инока
остановились перед одной из таких землянок.
Избы стояли без дворов: с улицы прямо ступай на крыльцо. Поставлены они
были по-старинному: срубы высокие, коньки крутые, оконца маленькие. Скоро вышла и сама мать Енафа, приземистая и толстая старуха. Она
остановилась на крыльце и молча смотрела на сани.
Груздев приехал перед масленицей и
остановился в господском доме. Петр Елисеич обрадовался ему, как дорогому гостю, потому что мог с ним отвести душу. Он вытащил черновые посланного проекта и торопливо принялся объяснять
суть дела, приводя выдержки из посланной рукописи. Груздев слушал его со вниманием заинтересованного человека.
Сделав несколько шагов вперед, Аглаида
остановилась за деревом и стала смотреть, что
будет делать Кирилл. Он лежал попрежнему, и только
было заметно, как вздрагивало все его тело от подавленных рыданий. Какая-то непонятная сила так и подталкивала Аглаиду подойти поближе к Кириллу. Шаг за шагом она опять
была у ключа.
— А я разве сам-то не понимаю, что нехорошо? — спрашивал Груздев,
останавливаясь. — Может
быть, я сам-то получше других вижу свое свинство… Стыдно мне. Ну, доволен теперь?
Дорога до Мурмоса для Нюрочки промелькнула, как светлый, молодой сон. В Мурмос приехали к самому обеду и
остановились у каких-то родственников Парасковьи Ивановны. Из Мурмоса нужно
было переехать в лодке озеро Октыл к Еловой горе, а там уже идти тропами. И лодка, и гребцы, и проводник
были приготовлены заранее. Оказалось, что Парасковья Ивановна ужасно боялась воды, хотя озеро и
было спокойно. Переезд по озеру верст в шесть занял с час, и Парасковья Ивановна все время охала и стонала.
По наружному виду все осталось по-прежнему, но это
была иллюзия: рабочие опаздывали, подряды не исполнялись, машины
останавливались.
Даже ночью не спится Луке Назарычу: все он слышит грохот телег и конский топот. А встанет утром и сейчас к окну: может
быть, сегодня
остановятся. Не все же уедут… Раза два из господского дома забегал к Луке Назарычу верный раб Аристашка, который тоже мучился переселением.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (
Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Коробкин (продолжает).«Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон…» (
Останавливается).Должно
быть, французское слово.
Мы идем, идем — //
Остановимся, // На леса, луга // Полюбуемся. // Полюбуемся // Да послушаем, // Как шумят-бегут // Воды вешние, // Как поет-звенит // Жавороночек! // Мы стоим, глядим… // Очи встретятся — // Усмехнемся мы, // Усмехнется нам // Лиодорушка.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей
остановиться с теми, которых дружба к тебе
была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Таким образом оказывалось, что Бородавкин
поспел как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на"песце"
была доведена в нем почти до исступления. Дни и ночи он все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось и наполнило вселенную пылью и мусором. И так думал и этак, но настоящим манером додуматься все-таки не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей,
остановился на том, что буквально пошел по стопам своего знаменитого предшественника.