Неточные совпадения
Тишка, красивый парень,
в смазных сапогах со скрипом, нерешительно переминался с
ноги на
ногу и смотрел исподлобья на ухмылявшегося Семку.
Через минуту он уже бежал через двор
в сарайную, а перед ним летел казачок Тишка, прогремевший
ногами по лестнице во второй этаж.
Опрометью летевшая по двору Катря набежала на «фалетура» и чуть не сшибла его с
ног, за что и получила
в бок здорового тумака. Она даже не оглянулась на эту любезность, и только голые
ноги мелькнули
в дверях погреба: Лука Назарыч первым делом потребовал холодного квасу, своего любимого напитка, с которым ходил даже
в баню. Кержак Егор спрятался за дверью конюшни и отсюда наблюдал приехавших гостей: его кержацкое сердце предчувствовало, что начались важные события.
— Нельзя, ангел мой, кровь застоялась… — добродушно оправдывается исправник, зажигая новую папиросу. —
Ноги совсем отсидел, да и кашель у меня анафемский, Лука Назарыч; точно западней запрет
в горле, не передохнешь. А табачку хватишь — и полегчает…
В этот момент чья-то рука ударила старика по плечу, и над его ухом раздался сумасшедший хохот: это был дурачок Терешка, подкравшийся к Луке Назарычу босыми
ногами совершенно незаметно.
Эта угроза заставила подняться черноволосую головку с заспанными красивыми глазами. Груздев вынул ребенка из экипажа, как перышко, и на руках понес
в сарайную. Топанье лошадиных
ног и усталое позвякиванье колокольчиков заставило выглянуть из кухни Домнушку и кучера Семку.
Слышно было, как переминалась с
ноги на
ногу застоявшаяся у крыльца лошадь да как
в кухне поднималась бабья трескотня: у Домнушки сидела
в гостях шинкарка Рачителиха, красивая и хитрая баба, потом испитая старуха, надрывавшаяся от кашля, — мать Катри, заводская дурочка Парасковея-Пятница и еще какие-то звонкоголосые заводские бабенки.
Домнушка, Катря и казачок Тишка выбивались из сил: нужно было приготовить два стола для панов, а там еще стол
в сарайной для дозорных, плотинного, уставщиков и кафтанников и самый большой стол для лесообъездчиков и мастеров во дворе. После первых рюмок на Домнушку посыпался целый ряд непрошенных любезностей, так что она отбивалась даже
ногами, особенно когда пробегала через крыльцо мимо лесообъездчиков.
Больше всех надоедал Домнушке гонявшийся за ней по пятам Вася Груздев, который толкал ее
в спину, щипал и все старался подставить
ногу, когда она тащила какую-нибудь посуду. Этот «пристанской разбойник», как окрестила его прислуга, вообще всем надоел. Когда ему наскучило дразнить Сидора Карпыча, он приставал к Нюрочке, и бедная девочка не знала, куда от него спрятаться. Она спаслась только тем, что ушла за отцом
в сарайную. Петр Елисеич, по обычаю, должен был поднести всем по стакану водки «из своих рук».
Набат поднял весь завод на
ноги, и всякий, кто мог бежать, летел к кабаку.
В общем движении и сумятице не мог принять участия только один доменный мастер Никитич, дожидавшийся под домной выпуска. Его так и подмывало бросить все и побежать к кабаку вместе с народом, который из Кержацкого конца и Пеньковки бросился по плотине толпами.
Когда-то давно Ганна была и красива и «товста», а теперь остались у ней кожа да кости. Даже сквозь жупан выступали на спине худые лопатки. Сгорбленные плечи, тонкая шея и сморщенное лицо делали Ганну старше ее лет, а обмотанная бумажною шалью голова точно была чужая. Стоптанные старые сапоги так и болтались у ней на
ногах. С моста нужно было подняться опять
в горку, и Ганна приостановилась, чтобы перевести немного дух: у ней давно болела грудь.
Та схватилась за «убитое» место и жалко захныкала, что еще сильнее рассердило Макара, и он больно ударил жену
ногой прямо
в живот.
Рачителиха вся затряслась от бешенства и бросилась на сына, как смертельно раненная медведица. Она сбила его с
ног и таскала по полу за волосы, а Илюшка
в это время на весь кабак выкрикивал все, что слышал от Пашки Горбатого про Окулка.
Рачителиха бросилась
в свою каморку, схватила опояску и сама принялась крутить Илюшке руки за спину. Озверевший мальчишка принялся отчаянно защищаться, ругал мать и одною рукой успел выхватить из бороды Морока целый клок волос. Связанный по рукам и
ногам, он хрипел от злости.
— А наши-то тулянки чего придумали, — трещала участливо Домнушка. — С
ног сбились, всё про свой хлеб толкуют. И всё старухи… С заводу хотят уезжать куда-то
в орду, где земля дешевая. Право… У самих зубов нет, а своего хлеба захотели, старые… И хохлушек туда же подманивают, а доведись до дела, так на снохах и поедут. Удумали!.. Воля вышла, вот все и зашевелились: кто куда, — объясняла Домнушка. — Старики-то так и поднялись, особенно
в нашем Туляцком конце.
Катря и Домнушка все-таки укутали барышню
в большую шаль,
ноги покрыли одеялом, а за спину насовали подушек. Но и это испытание кончилось, — Антип растворил ворота, и экипаж весело покатил на Самосадку. Мелькнула контора, потом фабрика, дальше почерневшие от дыма избушки Пеньковки, высокая зеленая труба медного рудника, прогремел под колесами деревянный мост через Березайку, а дальше уже начинался бесконечный лес и тронутые первою зеленью лужайки. Дорога от р. Березайки пошла прямо
в гору.
Сегодня обеденный стол был поставлен
в парадной зале, и прислуга сбилась с
ног, стараясь устроить все форменно. Петр Елисеич
в волнении ходил кругом стола и особенно сильно размахивал платком.
Вася
в ответ скакал на одной
ноге и показывал язык.
Сначала выпущены были пятилетки, и с балкона было видно, как
в воздухе мелькали босые детские
ноги.
Боролись не
в охапку, по-мужицки, а за вороток, подшибая
ногой.
Вся суть заключалась
в том, чтобы ловко ударить противника
ногой и сбить его на землю.
Припомнив какое-то мудреное борцовое колено, Самойло Евтихыч надеялся изловчиться и начал подтягивать Спирьку
в правую сторону, как будто бы хотел его подшибить правою
ногой.
Спирька
в свою очередь, как бык, забочился налево и начал убирать свою левую
ногу.
Выбрав удобный момент, Самойло Евтихыч неожиданно ударил его левою
ногой так, что Спирька пошатнулся, но
в то же мгновение Самойло Евтихыч точно вспорхнул на воздух, смешно заболтал
ногами и растянулся пластом.
Он хотел подняться, но только застонал, — левая
нога, которою он ударил Спирьку, была точно чужая, а страшная боль
в лодыжке заставила его застонать. Самойло Евтихыч пал ничком, его окружили и начали поднимать.
Домой принесли Самойлу Евтихыча
в чекмене, как он боролся.
В кабинете, когда начали снимать сапог с левой
ноги, он закричал благим матом, так что Анфисе Егоровне сделалось дурно, и Таисья увела отпаивать ее водой. Пришлось ухаживать за больным Петру Елисеичу с казачком Тишкой.
Сиротства меньше по крестьянам, потому нет у них заводского увечья и простуды, как на огненной работе: у того
ноги застужены, у другого поясница не владеет, третий и на
ногах, да силы
в нем нет никакой.
И то все
ноги в крови к вечеру.
Так лужок и оставался нескошенным, а Наташка лежала
в балагане третий день, ни рукой, ни
ногой пошевелить не может.
Когда Петр Елисеич пришел
в девять часов утра посмотреть фабрику, привычная работа кипела ключом. Ястребок встретил его
в доменном корпусе и провел по остальным.
В кричном уже шла работа,
в кузнице,
в слесарной, а
в других только еще шуровали печи, смазывали машины, чинили и поправляли. Под
ногами уже хрустела фабричная «треска», то есть крупинки шлака и осыпавшееся с криц и полос железо — сор.
Где-то быстро затопали босые бабьи
ноги, отодвинулся деревянный засов, затворявший ворота, и Таисья вошла
в темный двор.
Ходоки упорно стояли каждый на своем, и это подняло на
ноги оба мочеганских конца.
В спорах и препирательствах сторонников и противников орды принял деятельное участие даже Кержацкий конец, насколько он был причастен кабаку Рачителихи. Ходокам делали очные ставки, вызывали
в волость, уговаривали, но они продолжали рознить. Особенно неистовствовал Тит, так и наступавший на Коваля.
Катря была переведена
в сарайную, а Сидор Карпыч опять поселился
в своей комнате рядом с Нюрочкой. Тишка приходил несколько раз
в кабинет к Петру Елисеичу и получал головомойку: Петр Елисеич усовещивал его, кричал и даже топал
ногами.
— Ежели еще раз поведешь Феклисту на фабрику, — говорил Морок, — так я тебя за
ноги прямо
в бучило спущу…
Не дождавшись ответа, он круто повернул лошадь на одних задних
ногах и помчался по площади. Нюрочка еще
в первый раз
в жизни позавидовала: ей тоже хотелось проехать верхом, как Вася. Вернувшись, Вася на полном ходу соскочил с лошади, перевернулся кубарем и проговорил деловым тоном...
Дома Петра Елисеича ждала новая неприятность, о которой он и не думал. Не успел он войти к себе
в кабинет, как ворвалась к нему Домнушка, бледная, заплаканная, испуганная. Она едва держалась на
ногах и
в первое мгновение не могла выговорить ни одною слова, а только безнадежно махала руками.
В тумане из-под горы сначала показался низенький старичок с длинною палкой
в руке. Он шел без шапки, легко переваливаясь на своих кривых
ногах. Полы поношенного кафтана для удобства были заткнуты за опояску. Косматая седая борода и целая шапка седых волос на голове придавали ему дикий вид, а добрые серые глаза ласково улыбались.
Ему не дали кончить, — как-то вся толпа хлынула на него, смяла, и слышно было только, как на земле молотили живое человеческое тело. Силен был Гермоген: подковы гнул, лошадей поднимал за передние
ноги, а тут не устоял. Макар бросился было к нему на выручку, но его сейчас же стащили с лошади и десятки рук не дали пошевельнуться. Перепуганные богомолки бросились
в лес, а на росстани остались одни мужики.
Дело
в том, что отец Парасковьи Ивановны вел торговлю
в Мурмосе, имел небольшие деньги и жил, «не задевая
ноги за
ногу», как говорят на заводах.
Все молчали и только переминались с
ноги на
ногу. Дерзкие на язык хохлы не смели
в волости напирать на Тита, как на базаре, и только глухо ворчали.
У старой Ганны даже
ноги подкосились, когда она увидела сватов
в таком виде, а пьяница Коваль так и голосил свадебные песни.
— Ломаный я человек, родитель, — отвечал Артем без запинки. — Ты думаешь, мне это приятно без дела слоняться? Может, я
в другой раз и жисти своей не рад… Поработаю — спина отымается, руки заболят,
ноги точно чужие сделаются. Завидно на других глядеть, как добрые люди над работой убиваются.
Его удержал Макар. Он опять взял Аграфену
в охапку и унес
в избушку. Мосей проводил его глазами и только сердито сплюнул. Сейчас лицо у него было страшное, и он
в сердцах пнул
ногой Артема, продолжавшего обыскивать убитого Кирилла.
В первую минуту у Ганны подкосились
ноги от ужаса, а потом она инстинктивно побежала по направлению к покосу Никитича.
— Левая рука вывихнута, а одна
нога, кажется, сломана, — сообщил ей отец, бегом возвращаясь из сарайной. — Где у нас свинцовая примочка? нашатырный спирт? Он лежит
в обмороке.
Завтра, говорит, фершал-то
в гипс
ногу ему заливать будет, а сегодня устал.
Он осмотрел руку и сделал гипсовую повязку переломленной
ноги, а потом сейчас же и уехал:
в Мурмосе ждали свои больные.
Произошла ужасная свалка, причем Морока били поленьями, топтали
ногами и под конец связали его же хлыстом и поволокли
в волость, как стяг говядины.
Он не кричал на мужиков, не топал
ногами, не приходил
в неистовство, как, бывало, Лука Назарыч, а держал себя совершенно бесстрастно, как доктор с пациентами.
В Туляцком конце только две семьи поднялись на
ноги: Филипп Чеботарев, у которого все девки, за исключением Феклисты, уходили на промысла, да старуха Мавра, мать разбойника Окулка.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там
в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под
ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете,
в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с
ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает
ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у
ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья! втоптал
в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее
в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную
ногу, непременно на военную
ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.