Одет о. Андроник в зеленый подрясник, широкий гарусный пояс, каких молодые батюшки не носят, поверх подрясника была надета отцветшая ряска
небесного цвета, полки которой на круглом, как арбуз, животе о.
Поутру Самгин был в Женеве, а около полудня отправился на свидание с матерью. Она жила на берегу озера, в маленьком домике, слишком щедро украшенном лепкой, похожем на кондитерский торт. Домик уютно прятался в полукруге плодовых деревьев, солнце благосклонно освещало румяные плоды яблонь, под одной из них, на мраморной скамье, сидела с книгой в руке Вера Петровна в платье
небесного цвета, поза ее напомнила сыну снимок с памятника Мопассану в парке Монсо.
Он безобидно и подробно рассказывал, как барыня, в кисейном белом платье и воздушном платочке
небесного цвета, сидела на крылечке с колонками, в красном креслице, а Христофор стегал перед нею баб и мужиков.
На нем широкая одежда из шелка
небесного цвета, ее осыпают зерна жемчуга — не больше пяти тысяч крупных зерен, да! На его страшной седой голове белая шапка с рубином на острой верхушке, и качается, качается — сверкает этот кровавый глаз, озирая мир.
Неточные совпадения
Над землей, погруженной в ночную тьму, раскинулся темный
небесный свод с миллионами звезд, переливавшихся
цветами радуги. Широкой полосой, от края до края, протянулся Млечный Путь. По ту сторону реки стеной стоял молчаливый лес. Кругом было тихо, очень тихо…
Небесными кругами украшают // Подписчики в палатах потолки // Высокие; в простенках узких пишут, // Утеху глаз, лазоревы
цветы // Меж травами зелеными; а турьи // Могучие и жилистые ноги // На притолках дверных, припечных турах, // Подножиях прямых столбов, на коих // Покоится тяжелых матиц груз.
Был тихий вечер. За горами, в той стороне, где только что спускалось солнце, небо окрасилось в пурпур. Оттуда выходили лучи, окрашенные во все
цвета спектра, начиная от багряного и кончая лиловым. Радужное
небесное сияние отражалось в озерке, как в зеркале. Какие-то насекомые крутились в воздухе, порой прикасались к воде, отчего она вздрагивала на мгновение, и тотчас опять подымались кверху.
Бывало, Агафья, вся в черном, с темным платком на голове, с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее, на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы
небесные корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где кровь их падала,
цветы вырастали.
Вдоль цветущего берега речки жаворонки по-прежнему звенели в
небесной синеве, лыски перекликались в густых камышах, а мелкие птички перепархивали, чирикая, с тростника на тростник или, заливаясь песнями, садились на пернатые стрелы, вонзившиеся в землю во время битвы и торчавшие теперь на зеленом лугу, меж болотных
цветов, как будто б и они были
цветы и росли там уже бог знает сколько времени.