Неточные совпадения
В
других комнатах мебель была сборная, обои не первой молодости, занавески
с пятнами и отпечатками грязных пальцев Матрешки.
— Как же вы недавно сравнивали меня
с кем-то
другим?
Другой сапог валялся около дивана вместе
с раскрытыми золотыми часами.
Привалов плохо слушал Марью Степановну. Ему хотелось оглянуться на Надежду Васильевну, которая шла теперь рядом
с Васильем Назарычем. Девушка поразила Привалова, поразила не красотой, а чем-то особенным, чего не было в
других.
— Это твоей бабушки сарафан-то, — объяснила Марья Степановна. — Павел Михайлыч, когда в Москву ездил, так привез материю… Нынче уж нет таких материй, —
с тяжелым вздохом прибавила старушка, расправляя рукой складку на сарафане. — Нынче ваши дамы сошьют платье, два раза наденут — и подавай новое. Материи
другие пошли, и люди не такие, как прежде.
Фамилии Колпаковых, Полуяновых, Бахаревых — все это были птенцы гуляевского гнезда, получившие там вместе
с кровом и родительской лаской тот особенный закал, которым они резко отличались между всеми
другими людьми.
Он решился примерно наказать неверную жену и вероломного
друга, — попросту хотел замуровать их в стене, но этот великолепный план был разрушен хитрой цыганкой: ночью при помощи Сашки она выбросила Привалова в окно
с высоты третьего этажа.
Что касается двух
других наследников, то Стеша, когда Сашка пошел под суд, увезла их
с собой в Москву, где и занялась сама их воспитанием.
Сергей Привалов прожил в бахаревском доме до пятнадцати лет, а затем вместе
с своим
другом Костей был отправлен в Петербург, где и прожил безвыездно до настоящего времени, то есть больше пятнадцати лет.
Они уже вносили
с собой новую струю в жизнь бахаревского дома; одно их присутствие говорило о
другой жизни.
Отец и дочь понимали
друг друга по одному движению,
с полуслова.
Это был очень смелый план, но Хиония Алексеевна не унывала, принимая во внимание то, что Привалов остановился в рублевом номере, а также некоторые
другие материалы, собранные Матрешкой
с разных концов.
Эти разговоры
с дочерью оставляли в душе Василия Назарыча легкую тень неудовольствия, но он старался ее заглушить в себе то шуткой, то усиленными занятиями. Сама Надежда Васильевна очень мало думала о Привалове, потому что ее голова была занята
другим. Ей хотелось поскорее уехать в Шатровские заводы, к брату. Там она чувствовала себя как-то необыкновенно легко. Надежде Васильевне особенно хотелось уехать именно теперь, чтобы избавиться от своего неловкого положения невесты.
В самых глупостях, которые говорил Nicolas Веревкин
с совершенно серьезным лицом, было что-то особенное: скажи то же самое
другой, — было бы смешно и глупо, а у Nicolas Веревкина все сходило
с рук за чистую монету.
— Я и не думаю отдавать землю башкирам, Василий Назарыч; пусть пока она числится за мной, а
с башкирами можно рассчитаться и
другим путем…
— Если бы я отдал землю башкирам, тогда чем бы заплатил мастеровым, которые работали на заводах полтораста лет?.. Земля башкирская, а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы не обидеть тех и
других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплачиваться
с своими историческими кредиторами. В какой форме устроится все это — я еще теперь не могу вам сказать, но только скажу одно, — именно, что ни одной копейки не возьму лично себе…
— Между прочим, вероятно, буду торговать и мукой, —
с улыбкой отвечал Привалов, чувствуя, что пол точно уходит у него из-под ног. — Мне хотелось бы объяснить вам, почему я именно думаю заняться этим, а не чем-нибудь
другим.
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано
с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама себя
с самой лучшей стороны и еще служила в то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением
других вещей.
Небольшая головка была украшена самою почтенною лысиною, точно все волосы на макушке были вылизаны коровой или
другим каким животным, обладающим не менее широким и длинным языком; эта оригинальная головка была насажена на длинную жилистую шею
с резко выдававшимся кадыком, точно горло было завязано узлом.
Агриппина Филипьевна посмотрела на своего любимца и потом перевела свой взгляд на Привалова
с тем выражением, которое говорило: «Вы уж извините, Сергей Александрыч, что Nicolas иногда позволяет себе такие выражения…» В нескольких словах она дала заметить Привалову, что уже кое-что слышала о нем и что очень рада видеть его у себя; потом сказала два слова о Петербурге,
с улыбкой сожаления отозвалась об Узле, который, по ее словам, был уже на пути к известности, не в пример
другим уездным городам.
— Тонечка, голубчик, ты спасла меня, как Даниила, сидящего во рву львином! — закричал Веревкин, когда в дверях столовой показалась высокая полная женщина в летней соломенной шляпе и в травянистого цвета платье. — Представь себе, Тонечка, твой благоверный сцепился
с Сергеем Александрычем, и теперь душат
друг друга такой ученостью, что у меня чуть очи изо лба не повылезли…
— Да, отчасти… То есть знал не лично, а через
других. Очень порядочный молодой человек. Жаль, что вы не поладили
с ним…
— Отчего же, я
с удовольствием взялся бы похлопотать… У меня даже есть план, очень оригинальный план. Только
с одним условием: половина ваша, а
другая — моя. Да… Но прежде чем я вам его раскрою, скажите мне одно: доверяете вы мне или нет? Так и скажите, что думаете в настоящую минуту…
Видите ли, необходимо было войти в соглашение кое
с кем, а затем не поскупиться насчет авансов, но Привалов ни о том, ни о
другом и слышать не хочет.
Девушка
с недоверием посмотрела на Привалова и ничего не ответила. Но в
другой раз, когда они остались вдвоем, она серьезно спросила...
С этой точки зрения русские горные заводы, выстроенные на даровой земле крепостным трудом, в настоящее время являются просто язвой в экономической жизни государства, потому что могут существовать только благодаря высоким тарифам, гарантиям, субсидиям и всяким
другим льготам, которые приносят громадный вред народу и обогащают одних заводчиков.
— Нет, это пустяки. Я совсем не умею играть… Вот садитесь сюда, — указала она кресло рядом
с своим. — Рассказывайте, как проводите время. Ах да, я третьего дня, кажется, встретила вас на улице, а вы сделали вид, что не узнали меня, и даже отвернулись в
другую сторону. Если вы будете оправдываться близорукостью, это будет грешно
с вашей стороны.
— Этот зал стоит совершенно пустой, — объяснял Ляховский, — да и что
с ним делать в уездном городишке. Но сохранять его в настоящем виде — это очень и очень дорого стоит. Я могу вам представить несколько цифр. Не желаете? В
другой раз когда-нибудь.
С намерением или без всякого намерения, но едва ли Ляховский мог выбрать
другой, более удачный момент, чтобы показать свою Зосю во всем блеске ее оригинальной красоты.
По
другую сторону Зоси выделялась фигура Виктора Васильича
с сбитой на затылок шляпой и
с выдававшейся вперед козлиной бородкой.
Этот молодой человек был не кто
другой, как единственный сын Ляховского — Давид; он слишком рано познакомился
с обществом Виктора Васильича, Ивана Яковлича и Лепешкина, и отец давно махнул на него рукой.
— Да уж так-с, Софья Игнатьевна. Никак не могу-с… Как-нибудь в
другой раз, ежели милость будет.
Они вошли в столовую в то время, когда из
других дверей ввалилась компания со двора. Ляховская
с улыбкой протянула свою маленькую руку Привалову и указала ему место за длинным столом около себя.
После этого шумного завтрака Привалов простился
с хозяйкой; как только дверь за ним затворилась, Половодов увел Ляховскую в
другую комнату и многозначительно спросил...
Последний не любил высказываться дурно о людях вообще, а о Ляховском не мог этого сделать пред дочерью, потому что он строго отличал свои деловые отношения
с Ляховским от всех
других; но Надя
с женским инстинктом отгадала действительный строй отцовских мыслей и незаметным образом отдалилась от общества Ляховского.
Мы видели Ляховского
с его лучших сторон; но он являлся совершенно
другим человеком, когда вопрос заходил о деньгах.
— Это уж божеское произволение, — резонирует Илья, опять начиная искать в затылке. — Ежели кому господь здоровья посылает…
Другая лошадь бывает, Игнатий Львович, — травишь-травишь в нее овес, а она только сохнет
с корму-то. А барин думает, что кучер овес ворует… Позвольте насчет жалованья, Игнатий Львович.
С первых же слов между
друзьями детства пробежала черная кошка. Привалов хорошо знал этот сдержанный, холодный тон, каким умел говорить Костя Бахарев. Не оставалось никакого сомнения, что Бахарев был против планов Привалова.
На
другой день Привалов встал
с головной болью.
Но здесь совсем
другое: эти бронзовые испитые лица
с косыми темными глазами глядят на вас
с тупым безнадежным отчаянием, движения точно связаны какой-то мертвой апатией даже в складках рваных азямов чувствовалось эта чисто азиатское отчаяние в собственной судьбе.
Другой, жилистый и сухой, весь высохший субъект,
с тонкой шеей и подслеповатыми, слезившимися глазами.
— Лоскутов? Гм. По-моему, это — человек, который родился не в свое время. Да… Ему негде развернуться, вот он и зарылся в книги
с головой. А между тем в
другом месте и при
других условиях он мог бы быть крупным деятелем… В нем есть эта цельность натуры, известный фанатизм — словом, за такими людьми идут в огонь и в воду.
— Да во многих отношениях… Конечно, вам предстоит много черновой, непроизводительной работы, но эта темная сторона
с лихвой выкупается основной идеей. Начать
с того, что вы определяете свои отношения к заводам без всяких иллюзий, а затем, если осуществится даже половина ваших намерений, Шатровские заводы послужат поучительным примером для всех
других.
Зося шла под руку
с высоким красавцем поляком, который в числе
других был специально выписан для бала Альфонсом Богданычем.
Nicolas подхватил Привалова под руку и потащил через ряд комнат к буфету, где за маленькими столиками
с зеленью — тоже затея Альфонса Богданыча, — как в загородном ресторане, собралась самая солидная публика: председатель окружного суда, высокий старик
с сердитым лицом и щетинистыми бакенбардами, два члена суда, один тонкий и длинный,
другой толстый и приземистый; прокурор Кобяко
с длинными казацкими усами и
с глазами навыкате; маленький вечно пьяненький горный инженер; директор банка, женатый на сестре Агриппины Филипьевны; несколько золотопромышленников из крупных, молодцеватый старик полицеймейстер
с военной выправкой и седыми усами, городской голова из расторговавшихся ярославцев и т. д.
Появилось откуда-то шампанское. Привалова поздравляли
с приездом, чокались бокалами, высказывали самые лестные пожелания. Приходилось пить, благодарить за внимание и опять пить. После нескольких бокалов вина Привалов поднялся из-за стола и, не обращая внимания на загораживавших ему дорогу новых
друзей, кое-как выбрался из буфета.
Мазурка продолжалась около часа; пары утомились, дамы выделывали па
с утомленными лицами и тяжело переводили дух. Только одни поляки не чувствовали никакой усталости, а танцевали еще
с большим воодушевлением. Привалов в числе
другой нетанцующей публики тоже любовался этим бешеным танцем и даже пожалел, что сам не может принять участия в нем.
— Думал, что вы иногда желаете серьезно заниматься, может быть, мечтаете приносить пользу
другим, а потом все это и соскочит
с вас, как
с гуся вода… Может быть, я ошибаюсь, Софья Игнатьевна, но вы сами…
— Софья Игнатьевна, если вы говорите все это серьезно… — начал Лоскутов, пробуя встать
с дивана, но Зося удержала его за руку. — Мне кажется, что мы не понимаем
друг друга и…