Неточные совпадения
Сама по
себе Матрешка была
самая обыкновенная, всегда грязная горничная,
с порядочно измятым глупым лицом и большими темными подглазницами под бойкими карими глазами; ветхое ситцевое платье всегда было ей не впору и сильно стесняло могучие юные формы.
«Вот этой жениха не нужно будет искать:
сама найдет, —
с улыбкой думала Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают
себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, — так я же им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
Верочка нехотя вышла из комнаты. Ей до смерти хотелось послушать, что будет рассказывать Хиония Алексеевна. Ведь она всегда привозит
с собой целую кучу рассказов и новостей, а тут еще
сама сказала, что ей «очень и очень нужно видеть Марью Степановну». «Этакая мамаша!» — думала девушка, надувая и без того пухлые губки.
Эта примадонна женила на
себе опустившегося окончательно золотопромышленника, а
сама на глазах мужа стала жить
с Сашкой.
Что касается двух других наследников, то Стеша, когда Сашка пошел под суд, увезла их
с собой в Москву, где и занялась
сама их воспитанием.
Он рассматривал потемневшее полотно и несколько раз тяжело вздохнул: никогда еще ему не было так жаль матери, как именно теперь, и никогда он так не желал ее видеть, как в настоящую минуту. На душе было так хорошо, в голове было столько мыслей, но
с кем поделиться ими, кому открыть душу! Привалов чувствовал всем существом своим, что его жизнь осветилась каким-то новым светом, что-то, что его мучило и давило еще так недавно, как-то отпало
само собой, и будущее было так ясно, так хорошо.
Эти разговоры
с дочерью оставляли в душе Василия Назарыча легкую тень неудовольствия, но он старался ее заглушить в
себе то шуткой, то усиленными занятиями.
Сама Надежда Васильевна очень мало думала о Привалове, потому что ее голова была занята другим. Ей хотелось поскорее уехать в Шатровские заводы, к брату. Там она чувствовала
себя как-то необыкновенно легко. Надежде Васильевне особенно хотелось уехать именно теперь, чтобы избавиться от своего неловкого положения невесты.
Легонько пошатываясь и улыбаясь рассеянной улыбкой захмелевшего человека, Бахарев вышел из комнаты. До ушей Привалова донеслись только последние слова его разговора
с самим собой: «А Привалова я полюбил… Ей-богу, полюбил! У него в лице есть такое… Ах, черт побери!..» Привалов и Веревкин остались одни. Привалов задумчиво курил сигару, Веревкин отпивал из стакана портер большими аппетитными глотками.
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано
с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала
сама себя с самой лучшей стороны и еще служила в то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
— Ах, секрет
самый простой: не быть скучным, — весело отвечал Половодов. — Когда мы
с вами будем у Ляховского, Сергей Александрыч, — прибавил он, — я познакомлю вас
с Софьей Игнатьевной… Очень милая девушка! А так как она вдобавок еще очень умна, то наши дамы ненавидят ее и, кажется, только в этом и согласны между
собой.
— Ну, ну, Досифеюшка, не сердись… Нам наплевать на старика
с седой бородой; он
сам по
себе, мы
сами по
себе.
Даже старицам, начетчицам, странницам и разным божьим старушкам Верочка всегда была рада, потому что вместе
с ними на половину Марьи Степановны врывалась струя свежего воздуха, приносившая
с собой самый разнообразный запас всевозможных напастей, болей и печалей, какими изнывал мир за пределами бахаревского дома.
— Да везде эти диссонансы, Сергей Александрыч, и вы, кажется, уже испытали на
себе их действие. Но у отца это прорывается минутами, а потом он
сам раскаивается в своей горячности и только из гордости не хочет открыто сознаться в сделанной несправедливости. Взять хоть эту историю
с Костей. Вы знаете, из-за чего они разошлись?
Привалов пробормотал что-то в ответ, а
сам с удивлением рассматривал мизерную фигурку знаменитого узловского магната. Тот Ляховский, которого представлял
себе Привалов, куда-то исчез, а настоящий Ляховский превосходил все, что можно было ожидать, принимая во внимание все рассказы о необыкновенной скупости Ляховского и его странностях. Есть люди, один вид которых разбивает вдребезги заочно составленное о них мнение, — Ляховский принадлежал к этому разряду людей, и не в свою пользу.
— Вы приехали как нельзя более кстати, — продолжал Ляховский, мотая головой, как фарфоровый китаец. — Вы, конечно, уже слышали, какой переполох устроил этот мальчик, ваш брат… Да, да Я удивляюсь. Профессор Тидеман — такой прекрасный человек… Я имею о нем
самые отличные рекомендации. Мы как раз кончили
с Альфонсом Богданычем кой-какие счеты и теперь можем приступить прямо к делу… Вот и Александр Павлыч здесь. Я, право, так рад, так рад вас видеть у
себя, Сергей Александрыч… Мы сейчас же и займемся!..
— Я не буду говорить о
себе, а скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается
с каждым днем все больше и больше. Я не скажу, чтобы его курсы пошатнулись от того дела, которое начинает Привалов; но представьте
себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел, и вы… Он
сам не может знать хорошенько собственные дела, и в случае серьезного замешательства все состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
Ляховский до того неистовствовал на этот раз, что
с ним пришлось отваживаться. Дядюшка держал
себя невозмутимо и даже превзошел
самого Альфонса Богданыча. Он ни разу не повысил тона и не замолчал, как это делал в критические минуты Альфонс Богданыч.
Когда Шелехов прокучивал все и даже спускал
с себя шелковый бешмет, ему стоило только пробраться на кухню к Досифее, и все утраченное платье являлось как по мановению волшебного жезла, а
самого Данилу Семеныча для видимости слегка журили, чтобы потом опохмелить и обогреть по всем правилам раскольничьего гостеприимства.
— Все эти недоразумения, конечно, должны пройти
сами собой, — после короткой паузы сказала она. — Но пока остается только ждать… Отец такой странный… малодушествует, падает духом… Я никогда не видала его таким. Может быть, это в связи
с его болезнью, может быть, от старости. Ведь ему не привыкать к подобным превращениям, кажется…
— Понимаю, Надя, все понимаю, голубчик. Да бывают такие положения, когда не из чего выбирать. А у меня
с Ляховским еще старые счеты есть кое-какие. Когда он приехал на Урал, гол как сокол, кто ему дал возможность выбиться на дорогу? Я не хочу приписывать все
себе, но я ему помог в
самую трудную минуту.
Хиония Алексеевна готова была даже заплакать от волнения и благодарности. Половодова была одета, как всегда, богато и
с тем вкусом, как унаследовала от своей maman.
Сама Антонида Ивановна разгорелась на морозе румянцем во всю щеку и была так заразительно свежа сегодня, точно разливала кругом
себя молодость и здоровье.
С этой женщиной ворвалась в гостиную Хионии Алексеевны первая слабая надежда, и ее сердце задрожало при мысли, что, может быть, еще не все пропало, не все кончено…
Привалов действительно в это время успел познакомиться
с прасолом Нагибиным, которого ему рекомендовал Василий Назарыч.
С ним Привалов по первопутку исколесил почти все Зауралье, пока не остановился на деревне Гарчиках, где заарендовал место под мельницу, и сейчас же приступил к ее постройке, то есть сначала принялся за подготовку необходимых материалов, наем рабочих и т. д. Время незаметно катилось в этой суете, точно Привалов хотел
себя вознаградить
самой усиленной работой за полгода бездействия.
Вот я и думаю, что не лучше ли было бы начать именно
с такой органической подготовки, а форма вылилась бы
сама собой.
Мазурка кончилась
сама собой, когда той молоденькой девушке, которую видел давеча Привалов на лестнице, сделалось дурно. Ее под руки увели в дамскую уборную. Агриппина Филипьевна прошла вся красная, как морковь,
с растрепавшимися на затылке волосами. У бедной Ани Поярковой оборвали трен, так что дамы должны были образовать вокруг нее живую стену и только уже под этим прикрытием увели сконфуженную девушку в уборную.
С другой стороны, он подозревал, что только благодаря мудрейшей тактике Агриппины Филипьевны все устроилось как-то
само собой, и официальные визиты незаметно перешли в посещения друга дома, близкого человека, о котором и в голову никому не придет подумать что-нибудь дурное.
А вместе
с работой крепла и росла решимость идти и сказать отцу все, пока не открылось критическое положение девушки
само собой.
— А так!.. Без языка, и правая половина вся отнялась… Этакая беда, подумаешь, стряслась!.. Дочь-то только-только поправились, а тут и
сам свернулся… И дохтура
с собой привезли, Бориса Григорьича. Вы бы съездили его проведать, Сергей Александрыч!
— Могу вас уверить, что серьезного ничего не было… Просто были детские воспоминания; затем
сама Надежда Васильевна все время держала
себя с Приваловым как-то уж очень двусмысленно; наконец, старики Бахаревы помешались на мысли непременно иметь Привалова своим зятем. Вот и все!..
В
самых ласках и словах любви у нее звучала гордая нотка; в сдержанности,
с какой она позволяла ласкать
себя, чувствовалось что-то совершенно особенное, чем Зося отличалась от всех других женщин.
Та общая нить, которая связывает людей, порвалась
сама собой, порвалась прежде, чем успела окрепнуть, и Привалов со страхом смотрел на ту цыганскую жизнь, которая царила в его доме,
с каждым днем отделяя от него жену все дальше и дальше.
Привалов
с любопытством неофита наблюдал этот исключительный мирок и незаметно для
самого себя втягивался в его интересы. Он играл по маленькой, без особенно чувствительных результатов в ту или другую сторону. Однажды, когда он особенно сильно углубился в тайны сибирского виста
с винтом, осторожный шепот заставил его прислушаться.
Привалову страстно хотелось бежать от
самого себя. Но куда? Если человек безумеет от какой-нибудь зубной боли, то
с чем сравнить всю эту душевную муку, когда все кругом застилается мраком и жизнь делается непосильным бременем?..
Он все простил бы ей, все извинил, если бы даже открыто убедился в ее связи
с Половодовым, но ведь она больше не принадлежала ему, как не принадлежала
себе самой.
Привалов поставил карту — ее убили, вторую — тоже, третью — тоже. Отсчитав шестьсот рублей, он отошел в сторону. Иван Яковлич только теперь его заметил и поклонился
с какой-то больной улыбкой; у него на лбу выступали капли крупного пота, но руки продолжали двигаться так же бесстрастно, точно карты
сами собой падали на стол.
Хиония Алексеевна была тоже в восторге от этого забавного Titus, который говорил по-французски
с настоящим парижским прононсом и привез
с собой громадный выбор
самых пикантных острот, каламбуров и просто французских словечек.
Проследить такое падение в
самом себе крайне трудно, то есть отдельные его ступени, как трудно определить высоту горы при спуске
с нее.
Понятно, какой переполох произвело неожиданное появление Веревкина во внутренних покоях
самой Марьи Степановны, которая даже побледнела от страха и посадила Верочку рядом
с собой, точно наседка, которая прячет от ястреба своего цыпленка под крылом. У Павлы Ивановны сыпались карты из рук —
самый скверный признак, как это известно всем игрокам.
Доверчивый и простодушный, полный юношеских сил, молодой Бахарев встречается
с опытной куртизанкой Колпаковой, которая зараз умела вести несколько любовных интриг; понятно, что произошло от такой встречи; доверчивый, пылкий юноша не мог перенести раскрывшейся перед ним картины позорного разврата и в минуту крайнего возбуждения,
сам не отдавая
себе отчета, сделал роковой выстрел.
Вот и передняя, потом большая комната
с какими-то столами посредине, а вот и
сама Надя, вся в черном, бледная, со строгим взглядом… Она узнала отца и
с радостным криком повисла у него на шее. Наступила долгая пауза, мучительно счастливая для всех действующих лиц, Нагибин потихоньку плакал в холодных сенях, творя про
себя молитву и торопливо вытирая бумажным платком катившиеся по лицу слезы.