Полугодовой медведь Шайтан жил в комнатах и служил божеским наказанием для всего дома: он грыз и рвал все, что только попадалось ему под руку, бил собак, производил неожиданные ночные экскурсии по кладовым и чердакам и кончил тем, что бросился на проходившую
по улице девочку-торговку и чуть-чуть не задавил ее.
Неточные совпадения
Прохожие, торопливо сновавшие
по тротуарам Нагорной
улицы, с завистью заглядывали в окна бахаревского дома, где все дышало полным довольством и тихим семейным счастьем.
С детства Верочка любила ходить вместе с немой Досифеей в кухню, прачечную, погреб и кладовые; помогала солить капусту, разводила цветы и вечно возилась с выброшенными на
улицу котятами, которых терпеливо выкармливала, а потом раздавала
по своим знакомым.
— Не угодно ли вам в мою кожу влезть: пристали, как с ножом к горлу, — объяснил Веревкин, когда пролетка бойко покатилась
по широкой Мучной
улице, выходившей к монастырю.
— Помилуйте, Антонида Ивановна, — мог только проговорить Привалов, пораженный необыкновенной любезностью хозяйки. — Я хорошо помню
улицу,
по которой действительно проходил третьего дня, но вашего экипажа я не заметил. Вы ошиблись.
—
По крайней мере, назовите мне
улицу, на которой вы меня встретили.
— Ах, какой хитрый… — кокетливо проговорила Половодова, хлопая
по ручке кресла. — Вы хотите поймать меня и обличить в выдумке? Нет, успокойтесь: я встретила вас в конце Нагорной
улицы, когда вы подходили к дому Бахаревых. Я, конечно, понимаю, что ваша голова была слишком занята, чтобы смотреть
по сторонам.
Непосредственно за главным зданием, спускаясь
по Нагорной
улице, тянулся целый ряд каменных пристроек, тоже украшенных колоннами, лепными карнизами и арабесками.
Город получил свое название от реки,
по берегам которой вытянул в правильные широкие
улицы тысячи своих домов и домиков.
Дверцы захлопнулись, и карета, скрипя
по снегу полозьями, бойко полетела вдоль
по Нагорной
улице...
Узле,
по Соборной
улице, в доме А.Б. Пуцилло-Маляхинского».
В груди у Половодова точно что жгло, язык пересох, снег попадал ему за раскрытый воротник шубы, но он ничего не чувствовал, кроме глухого отчаяния, которое придавило его как камень. Вот на каланче пробило двенадцать часов… Нужно было куда-нибудь идти; но куда?.. К своему очагу, в «Магнит»? Пошатываясь, Половодов, как пьяный, побрел вниз
по Нагорной
улице. Огни в домах везде были потушены; глухая осенняя ночь точно проглотила весь город. Только в одном месте светил огонек… Половодов узнал дом Заплатиной.
Он жил
по ту сторону пруда, в старой Карманной
улице, в небольшом новом флигельке, выходившем на
улицу четырьмя окнами.
В следующую минуту Хионию Алексеевну выкинуло из приваловского кабинета, точно ветром, и она опомнилась только на
улице, где стояло мглистое, холодное сентябрьское утро, дул пронизывающий насквозь ветер и везде
по колено стояла вязкая глубокая грязь.
Приятная дрожь охватит всего, когда в такое утро выйдешь из теплой комнаты на
улицу, а там заскрипят полозья, замелькает
по сторонам бесконечная снежная поляна; в небе чуть-чуть мигают звездочки, позванивает колокольчик под дугой…
В светлые солнечные дни
по Нагорной
улице в Узле можно было всегда встретить седого старика, который, прихрамывая, гулял с пятилетней темноглазой девочкой.
Сияние месяца там и там: будто белые полотняные платки развешались по стенам, по мостовой,
по улицам; косяками пересекают их черные, как уголь, тени; подобно сверкающему металлу блистают вкось озаренные деревянные крыши, и нигде ни души — все спит.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую
улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки
по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему двору спасать имущество.
Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума двигалась эта вереница
по направлению к выгону и, отойдя от города на безопасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту полил долго желанный дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
Не имелось ясного центрального пункта;
улицы разбегались вкривь и вкось; дома лепились кое-как, без всякой симметрии,
по местам теснясь друг к другу,
по местам оставляя в промежутках огромные пустыри.
Затем
по всем
улицам накурили смирною и ливаном, [Смирна и ливан — здесь: восточные благовонные смолы, ладан.] и тогда только обнадежились, что вражья сила окончательно посрамлена.
Но торжество «вольной немки» приходило к концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на
улице подозрительный шум и сразу поняла, что все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы,
по крайней мере, избежать позора и не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже поздно.