Неточные совпадения
— Не видать бы Привалову моей Варвары, как своих ушей, только уж, видно,
такое его счастье… Не для него это дерево растилось, Вася, да, видно, от своей судьбы не уйдешь. Природа-то хороша приваловская… Да и заводов жаль, Вася: погинули бы ни за грош.
Ну, да уж теперь нечего тужить: снявши голову, по волосам не плачут.
— Да… Но ведь миллионами не заставишь женщину любить себя… Порыв, страсть — да разве это покупается на деньги? Конечно, все эти Бахаревы и Ляховские будут ухаживать за Приваловым: и Nadine и Sophie, но… Я, право, не знаю, что находят мужчины в этой вертлявой Зосе?..
Ну, скажите мне, ради бога, что в ней
такого: маленькая, сухая, вертлявая, белобрысая… Удивляюсь!
— А дядюшка-то? Хорош!.. — вслух проговорил Половодов и засмеялся. —
Ну, кто бы мог подумать, что в этакой фигурке сидят
такие гениальные мысли?!
—
Ну, брат, не ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там дела, а только старик даже рад будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину пройдем.
Ну,
так едешь, что ли? Я на своей лошади за тобой приехал.
Больно уж, говорят, дерзко он суд ведет,
ну, и тоже
такая гуляка, что не приведи истинный Христос.
—
Ну, не буду, не буду… — согласился Виктор Васильич. — Я как-нибудь после Сергею Александрычу доскажу одному. Где эти кислые барышни заведутся, и поговорить ни о чем нельзя. Вон Зося,
так ей все равно: рассказывай, что душе угодно.
Половодов скрепя сердце тоже присел к столу и далеко вытянул свои поджарые ноги; он смотрел на Ляховского и Привалова
таким взглядом, как будто хотел сказать: «
Ну, друзья, что-то вы теперь будете делать… Посмотрим!» Ляховский в это время успел вытащить целую кипу бумаг и бухгалтерских книг, сдвинул свои очки совсем на лоб и проговорил деловым тоном...
—
Ну,
так вы, батенька, ничего не видели; это unicus [редкий экземпляр (лат.).] в своем роде… Да, да. Наш доктор отыскал его… Замечательная голова: философ, ученый, поэт — все, что хотите, черт его знает, чего он только не учил и чего не знает! В высшей степени талантливая натура. И очень благодарен доктору за этот подарок.
—
Ну, а вы что же молчите? Какую
такую пользу вы можете принести нашему делу? На что вы надеетесь?
—
Ну, уж я тебя в
таком виде не пущу, Данила Семеныч. Ты хоть образину-то умой наперво, а то испугаешь еще Василия-то Назарыча. Да приберись малость, — вон на тебе грязищи-то сколько налипло…
— А
так… делать больше нечего на приисках,
ну я и махнул.
— А… это ты, — неторопливо проговорил Бахарев
таким тоном, точно вчера расстался с Приваловым. — Наконец-то надумался, а я уж и ждать тебя перестал…
Ну, здравствуй!..
—
Ну,
так уходите… ха-ха!.. Нет, вернитесь.
— Погоди, вот я поговорю с Приваловым, — упрямился Бахарев. — Ты знаешь Катю Колпакову? Нет?
Ну, брат,
так ты мух ловишь здесь, в Узле-то… Как канканирует, бестия! Понимаешь, ее сам Иван Яковлич выучил.
—
Ну, брат, шалишь: у нее сегодня сеанс с Лепешкиным, — уверял «Моисей», направляясь к выходу из буфета; с половины дороги он вернулся к Привалову, долго грозил ему пальцем, ухмыляясь глупейшей пьяной улыбкой и покачивая головой, и, наконец, проговорил: — А ты, брат, Привалов, ничего… Хе-хе! Нет, не ошибся!.. У этой Тонечки, черт ее возьми,
такие амуры!.. А грудь?..
Ну, да тебе это лучше знать…
— Нет, ты слушай… Если бы Привалов уехал нынче в Петербург, все бы дело наше вышло швах: и мне, и Ляховскому, и дядюшке — шах и мат был бы. Помнишь, я тебя просил в последний раз во что бы то ни стало отговорить Привалова от
такой поездки, даже позволить ему надеяться… Ха-ха!.. Я не интересуюсь, что между вами там было, только он остался здесь, а вместо себя послал Nicolas.
Ну, и просолил все дело!
— А все-таки, знаете, Сергей Александрыч, я иногда страшно скучаю, — говорила Зося, когда Хина вышла из коша. — Вечное безделье, вечная пустота…
Ну, скажите, что будет делать
такая барышня, как я? Ведь это прозябание, а не жизнь.
Так что даже все удовольствия отравлены сознанием собственной ненужности.
— Ах, боже мой! Как ты не можешь понять
такой простой вещи! Александр Павлыч
такой забавный, а я люблю все смешное, — беззаботно отвечала Зося. — Вот и Хину люблю тоже за это…
Ну, что может быть забавнее, когда их сведешь вместе?.. Впрочем, если ты ревнуешь меня к Половодову, то я тебе сказала раз и навсегда…
Только один человек во всем доме вполне искренне и горячо оплакивал барышню — это был, конечно, старый Лука, который в своей каморке не раз всплакнул потихоньку от всех. «
Ну,
такие ее счастки, — утешал самого себя старик, размышляя о мудреной судьбе старшей барышни, — от своей судьбы не уйдешь… Не-ет!.. Она тебя везде сыщет и придавит ногой, ежели тебе
такой предел положон!»
— А
так. Обошли его, обманули!.. По ихнему доброму характеру эту проклятую польку и подсунули —
ну, Сереженька и женился. Я
так полагаю — приворожила она его, сударь… Сам приезжал сюда объявляться Марье Степановне,
ну, а они его учали маненько корить — куды, сейчас на дыбы, и прочее. С месяц, как свадьбу сыграли. Дом-то старый заново отстроили, только, болтают, неладно у них с первого дня пошло.
— А
так, как обнаковенно по семейному делу случается: он в одну сторону тянет, а она в другую…
Ну, вздорят промежду себя, а потом Сереженька же у нее и прощения просят… Да-с. Уж
такой грех, сударь, вышел,
такой грех!..
—
Ну, батенька, в это время успело много воды утечь… Значит, ты и о конкурсе ничего не знаешь?.. Завидую твоему блаженному неведению…
Так я тебе расскажу все: когда Ляховский отказался от опекунства, Половодов через кого-то устроил в Петербурге
так, что твой второй брат признал себя несостоятельным по каким-то там платежам…
— Да, тут вышла серьезная история… Отец, пожалуй бы, и ничего, но мать — и слышать ничего не хочет о примирении. Я пробовал было замолвить словечко; куда, старуха на меня
так поднялась, что даже ногами затопала.
Ну, я и оставил. Пусть сами мирятся… Из-за чего только люди кровь себе портят, не понимаю и не понимаю. Мать не скоро своротишь: уж если что поставит себе — кончено, не сдвинешь. Она ведь тогда прокляла Надю… Это какой-то фанатизм!.. Вообще старики изменились: отец в лучшую сторону, мать — в худшую.
— Я все-таки переломил бы этого дядюшку, — повествовал Веревкин, — но ему удалось втянуть в дело одну даму… А эта дама, батенька, обламывает и не
такие дела.
Ну, одним словом, она проводит дела через все инстанции, у нее что-то вроде своего министерства, черт ее возьми!
—
Ну, это уж вы напрасно, Николай Иваныч. Я не давал вам полномочий на
такие предложения и никогда не пойду на подобные сделки. Пусть лучше все пойдет прахом!..
— Да,
так вот в чем дело!
Ну, это еще не велико горе. Катерина Ивановна, конечно, девица первый сорт по всем статьям, но сокрушаться из-за нее, право, не стоит. Поверь моей опытности в этом случае.
— Да
так… не выдержал характера: нужно было забастовать, а я все добивал до сотни тысяч,
ну и продул все. Ведь раз совсем поехал из Ирбита, повез с собой девяносто тысяч с лишком, поехали меня провожать, да с первой же станции и заворотили назад… Нарвался на какого-то артиста.
Ну, он меня и раздел до последней нитки. Удивительно счастливо играет бестия…
— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате,
так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а
такая красивая девушка…
ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит… Спрашивает, как и что у них в дому…
Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
—
Ну, батенька, у всякого свои расчеты: значит, ему
так показалось выгоднее, а может быть, просто не вытерпел и хватил разом. Враг силен, горами качает.
Веревкин по тону голоса слышал, что не нужно спрашивать старика, куда и зачем он едет. У Василия Назарыча было что-то на уме,
ну, пусть его: ехать
так ехать. Отчего не проехаться: дорога как карта, экипаж у Василия Назарыча отличный, можно всю дорогу спать.
—
Ну,
так отворяй ворота, Илья Гаврилыч где?
— Да все то же, все по-старому. Школку зимой открыла, с ребятишками возится да баб лечит.
Ну, по нашему делу тоже постоянно приходится отрываться: то да се… Уж как это вы хорошо надумали, Василий Назарыч, что приехали сюда. Уж
так хорошо,
так хорошо.
К этому старик прибавил, что, конечно, теперь она сильно тоскует — приступу к ней иногда нет, —
ну, а дело-то все-таки молодое — и не
такое горе износится…