— Знаете ли, Сергей Александрыч, что вы у меня разом берете все? Нет, гораздо больше, последнее, — как-то печально бормотал Ляховский, сидя в кресле. — Если бы мне сказали об этом месяц назад, я
ни за что не поверил бы. Извините за откровенность, но такая комбинация как-то совсем не входила в мои расчеты. Нужно быть отцом, и таким отцом, каким был для Зоси я, чтобы понять мой, может быть, несколько странный тон с вами… Да, да. Скажите только одно: действительно ли вы любите мою Зосю?
Неточные совпадения
Последняя имела хоть некоторое основание подозревать,
что ее выдадут
за Бахарева, и свыклась с этой мыслью, а дочь миллионера даже не видала
ни разу своего жениха, равным образом как и он ее.
«Сестры Бахаревы, Алла, Анна Павловна, Аня Пояркова… черт знает,
что это
за народ: для
чего они живут, одеваются, выезжают, — эти жалкие создания, не годные никуда и
ни на
что, кроме замужества, которым исчерпываются все их цели, надежды и желания.
— Я
ни в
чем не обвиняю Василия Назарыча, — говорил Привалов, — и даже не думал обидеться на него
за наш последний разговор. Но мне, Марья Степановна, было слишком тяжело все это время…
Привалов испытывал вдвойне неприятное и тяжелое чувство: раз —
за тех людей, которые из кожи лезли, чтобы нагромоздить это
ни к
чему не пригодное и жалкое по своему безвкусию подобие дворца, а затем его давила мысль,
что именно он является наследником этой
ни к
чему не годной ветоши.
Никто
ни слова не говорил о Ляховских, как ожидал Привалов, и ему оставалось только удивляться,
что за странная фантазия была у Веревкина тащить его сюда смотреть, как лакей внушительной наружности подает кушанья, а хозяин работает своими челюстями.
Откуда Хина могла знать,
что Ляховский отказался поручиться
за Бахарева, — одному богу известно. По крайней мере,
ни Ляховский,
ни Бахарев никому не говорили об этом.
Я, право, не знаю, как описать,
что произошло дальше. В первую минуту Хиония Алексеевна покраснела и гордо выпрямила свой стан; в следующую
за этим минуту она вернулась в гостиную, преисполненным собственного достоинства жестом достала свою шаль со стула, на котором только
что сидела, и, наконец, не простившись
ни с кем, величественно поплыла в переднюю, как смертельно оскорбленная королева, которая великодушно предоставила оскорбителей мукам их собственной совести.
Но Хиония Алексеевна была уже
за порогом, предоставив Привалову бесноваться одному. Она была довольна,
что наконец проучила этого миллионера, из-за которого она перенесла на своей собственной спине столько человеческой несправедливости.
Чем она не пожертвовала для него — и вот вам благодарность
за все труды, хлопоты, неприятности и даже обиды. Если бы не этот Привалов, разве Агриппина Филипьевна рассорилась бы с ней?.. Нет, решительно нигде на свете нет
ни совести,
ни справедливости,
ни признательности!
Привалов не мог порядочно ответить
ни на один из этих вопросов, и теперь совесть особенно мучила его,
что он из-за личных дел забыл свои главные обязанности.
— Ого-го!.. Вон оно куда пошло, — заливался Веревкин. — Хорошо, сегодня же устроим дуэль по-американски: в двух шагах, через платок… Ха-ха!.. Ты пойми только,
что сия Катерина Ивановна влюблена не в папахена, а в его карман. Печальное, но вполне извинительное заблуждение даже для самого умного человека, который зарабатывает деньги головой, а не ногами. Понял? Ну,
что возьмет с тебя Катерина Ивановна, когда у тебя
ни гроша
за душой… Надо же и ей заработать на ярмарке на свою долю!..
— Верно, все верно говоришь, только кровь-то в нас великое дело, Николай Иваныч. Уж ее, брат, не обманешь, она всегда скажется… Ну, опять и то сказать,
что бывают детки
ни в мать,
ни в отца. Только я тебе одно скажу, Николай Иваныч: не отдам
за тебя Верочки, пока ты не бросишь своей собачьей должности…
— В добрый час… Жена-то догадалась хоть уйти от него, а то пропал бы парень
ни за грош… Тоже кровь, Николай Иваныч… Да и то сказать: мудрено с этакой красотой на свете жить… Не по себе дерево согнул он, Сергей-то… Около этой красоты больше греха,
чем около денег. Наш брат, старичье, на стены лезут, а молодые и подавно… Жаль парня.
Что он теперь:
ни холост,
ни женат,
ни вдовец…
— Скажу тебе прямо, Надя… Прости старика
за откровенность и
за то,
что он суется не в свои дела. Да ведь ты-то моя, кому же и позаботиться о дочери, как не отцу?.. Ты вот растишь теперь свою дочь и пойми,
чего бы ты
ни сделала, чтобы видеть ее счастливой.
— А я, брат, — говорил Ноздрев, — такая мерзость лезла всю ночь, что гнусно рассказывать, и во рту после вчерашнего точно эскадрон переночевал. Представь: снилось, что меня высекли, ей-ей! и, вообрази, кто? Вот
ни за что не угадаешь: штабс-ротмистр Поцелуев вместе с Кувшинниковым.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это
за жаркое? Это не жаркое.
А вы — стоять на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите,
что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека,
что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед
за квартальными.)
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В
чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, //
Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во время мирное // Ходил
ни сыт
ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих —
за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, //
За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя
за неделею, // Одним порядком шли, //
Что год, то дети: некогда //
Ни думать,
ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки.
Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог весть с
чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И
за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, //
Что уж давно не барская, // А наша полоса!